Моя подруга всегда против
Шрифт:
– А что значит «нормальный»?
– М-м-м?
– Я спросил, что значит «нормальный»?
– То и значит – нормальный. Что тут не ясно?
– Все ясно. Просто слово уж очень невыразительное. Нормальный? Так из вежливости говорят о невкусном супе. Другое дело – «классный», «фантастический» или «роскошный».
– А разве говорят «у тебя роскошный конец»?
– А разве говорят «у тебя нормальный конец»?
– Ой, какого черта! Ты меня спросил, достаточно ли он у тебя большой. Достаточно. Что еще я должна сказать? Достаточно – не слишком маленький,
– Минуточку. Не слишком большой?
– Да, не слишком большой.
Я включил свет и сел на постели.
– Значит, ты говоришь – я просто хочу внести ясность, – что хер у меня небольшого размера?
– Да, и это хорошо.
Я молча буравил Урсулу взглядом, как мне показалось, целый миллион лет.
– Я что-то не врубаюсь.
– Зачем нужен большой? Мне только больно будет. Какой смысл во внушительном виде, если пользоваться неудобно?
– Значит, у моего вид не внушительный? Мой член тебя не впечатляет. Может, лучше добьешь меня, воткнув мне в грудь ножницы?
– Скоро так и сделаю… Я не говорила, что твой конец не впечатляет, я говорила, что он нормальный…
– Да. Нормальный. Понятно.
– Да, нормальный. Он даже роскошный, я могла бы смотреть на него и восхищаться им часами, честное слово, но главное, что его размер меня устраивает в физическом плане, вот и все. Я лично не хотела бы, чтобы он был больше.
– Вот здорово! Значит, ты все-таки думаешь, что он маленький, что на нем удобно сидеть. Потрясающе! Отлично! У меня удобный, карманный, ненавязчивый член, любая женщина в мире просто вне себя будет от восторга – смотри-ка, портативный член, незаменимая вещица в дороге!
– Эй, полегче! Какая, к черту, разница, что думают другие женщины? Что ты этим хочешь сказать?
– Ой, только не надо стрелки на меня переводить. Я тебе не позволю вывернуть мои слова наизнанку. Помнишь, как ты однажды пришла из парикмахерской вся в слезах, потому что получилось не так, как ты хотела? Ты меня тогда спросила: правда, ужасный вид? А я сказал, что я тебя буду любить даже некрасивой, а что подумают другие мужчины – никого не волнует. Помнишь? А ты взорвалась, как ручная граната.
– Какого… Да как это можно сравнивать? У тебя же конец не на голове растет, правильно? Господи, ведь речь шла о моей прическе! Ее все видят. Она влияет на мое самочувствие. Тебе не приходится показывать свой конец всем, с кем ты встречаешься в течение дня. Если только твоя новая работа не подразумевает обязанностей, о которых ты предпочел не распространяться.
– Но член значительно важнее для самочувствия, чем прическа. Действительно, какие могут быть сравнения! Члены не выбирают в журналах мод. Я не могу зайти в салон с фотографией Эррола Флинна и попросить: «Сделайте мне точно как у него, пожалуйста». Я не могу посмотреть на член и подумать: «Боже, какой короткий, плохо дело, ну да ладно, еще отрастет». Член определяет неизменную величину моего мужского достоинства, поэтому его так и называют: «мужское достоинство». Он чрезвычайно важен для самооценки.
– Тебе срочно нужно к психиатру. Ты несешь бог знает что. Сколько сейчас времени? Господи, ты на часы только посмотри! Завтра же на работу. Мне выспаться нужно, а я увязла в споре с душевнобольным пациентом, считающим, что он – его член. Давай забудем этот разговор, хорошо? Я спать хочу. Представь, что ты спросил меня про свой конец, я ответила: «Пэл, у тебя конец как у великана» – и мы оба спокойно заснули.
– Размечталась. Как я могу делать вид, что ты ничего такого не говорила? Мой маленький член выпущен из бутылки, обратно его уже не запихнешь. Придется жить с таким. Во веки вечные.
Я выключил свет, закутался в одеяло и повернулся к Урсуле спиной, свернувшись калачиком. Урсула громко вздохнула в темноте:
– Обиделся? Теперь несколько дней будешь дуться.
– Не обиделся.
– А то я не вижу.
– Не видишь.
Урсула чуть слышно присвистнула, придвинулась поближе и поцеловала меня в затылок.
– Спокойной ночи.
Ее дыхание постепенно выровнялось и обрело ритмичность, как у человека, погружающегося в сон.
Я лежал, не издавая ни звука (за исключением редких длинных прерывистых вздохов), безропотно влача свою тяжкую ношу. Ну и пусть. Буду страдать в гордом молчаливом одиночестве. Может, потом поймет.
Встречи в сортирах до добра не доводят
– Все еще дуешься?
– Нет.
Успешно закончив завтрак, я отправился на работу. Для поддержания боевого духа войск я решил устроить им смотр. Сосредоточившись на должности мукзэпоя, я совсем запустил обязанности диспетчера компьютерной группы, поэтому решил явиться в офис и показать сотрудникам, что о них еще помнят.
– Привет! Как дела? Без перебоев?
– Н-м-м-м.
– М-м-м-м.
– Г-м-м-м.
– Хорошо. Значит, без заморочек? Все блестит и сверкает? А? Уэйн? Никаких заморочек?
– Новая система сетевого кэширования на внешнем входе отображает по запросам серверов подписчиков, пользующихся ай-пишной проверкой доступа, только один адрес.
– Превосходно.
– Нет, это очень плохо.
– Разумеется, плохо. Превосходно, что ты мне об этом сказал. Да, трудная задачка. Мне в голову приходит не более трех-четырех решений. А ты что предложил бы, Уэйн?
– Я уже пофиксил. Переговорил с системными, теперь для проверки доступа мы используем маркеры в браузере.
– Я бы тоже отдал предпочтение этому варианту.
– А какие еще могут быть варианты?
– Теперь уже неважно.
– Просто интересно.
– Ну, чистая канитель, хакерские штучки на «Виндоусе».
– У нас «Виндоус» установлена только на локальных машинах, сервер работает под UNIX.
– Ладно, хватит болтать.
Уэйн пожал плечами.
– Главное – сосредоточиться.
– На чем?
– Не на чем, а просто сосредоточиться. Чтобы быть сосредоточенными, ясно? Значит, других проблем не возникало? Неисправностей «железа»? Неприятностей со студентами?