Моя прекрасная креолка
Шрифт:
Они выбрали путь, с которого решили не сворачивать. Конечно, родственники Марибель, особенно её мать, понимали, кто затеял всю эту историю с отказом от привычного протокола. Но ничего не могли поделать – они знали, что, если она что-то решила, то бесполезно её отговаривать. А чтобы она так решила, ей нужно было предоставить неопровержимые доказательства того, что всё, что Сергей предлагал, не было шарлатанством, а научно обоснованными фактами. Пришлось ему продолжать свои поиски в интернете и на славском, и на эспанском языках, прежде чем он предоставил ей эти факты. Он понимал, какую ответственность на себя берёт,
Глава 6
Так уж устроена жизнь, что подавляющее большинство людей, узнав, что у них обнаружили злокачественную опухоль, всецело отдаются во власть сорологов. Рассуждать, а тем более, проводить какие-то исследования на тему, в которой обычный человек ничего не соображает, нет ни сил, ни времени, ни средств. А творческие люди, у которых в голове свои идеи, свои планы, свои рабочие графики на несколько лет вперёд, начисто лишены возможности самим позаботиться о своём здоровье. Безоговорочное доверие медикам, даже если по статистике полное излечение весьма призрачно. Часто в таких случаях многие уповают на чудо. Надежда, как известно, умирает последней.
Сергей как-то интуитивно начинал верить в то, что так сложились звёзды на небе, что у них было время, были пока ещё силы, а метод, к которому они обратились, не требовал каких-то больших средств, скорее, наоборот, существенно их экономил. Особенно по сравнению с официальными сорологическими методами, применяемыми в самых лучших специализированных клиниках мира.
Но самое главное, у них совпали их непростые характеры для решения такой задачи. Малейшее разногласие, малейшее несовпадение взглядов, нетерпимость, спешка, пессимизм могли всё испортить.
С трезвым рассудком они погрузились в изучение официальной сорогенной теории злокачественных опухолей. И по всем официальным источникам выходило, что эта «удивительно стройная» теория базируется на том, что мутация в клетке приводит к её бесконтрольному размножению.
Теория гласила, что мутации есть практически в каждой опухоли. И речь идёт не об одной мутации, а о 5–9. Но что особенно интересно, так это то, что эта «удивительно стройная» теория изобиловала не научно доказанными однозначными понятиями, а такими определениями как «практически», «вероятно», «полагает», «по-видимому», «на каком-то этапе».
В итоге всех вышеупомянутых предположений вытекали «чёткие представления» о происхождении опухоли: мутации, ещё раз мутации и нестабильность.
Они уже знали, что лечение заключается в удалении или разрушении опухоли с помощью хирургического вмешательства, либо его сочетания с лучевой терапией или химиотерапией. А поскольку опухоль, по вышеописанной теории, состоит из клеток самого организма, то лучевая и химиотерапия призваны убивать клетки организма. В надежде на то, что его мутировавшие безостановочно размножающиеся клетки – более слабые, и погибнут раньше здоровых.
Но невозможно химические препараты, призванные убивать клетки организма, внедрять непосредственно в опухоль ни с помощью таблеток, ни с помощью внутривенных растворов. Потому и происходит при химиотерапии отравление клеток всего организма, и особенно чувствительно – наиболее слабых органов.
Всем давно известны побочные эффекты этих процедур. Разрушается иммунная система. Но источник
На одном из сайтов они нашли подробное описание, как же происходят злополучные мутации, что для этого процесса нужно, и какова вероятность их возникновения.
Оказывается, вероятность возникновения мутации в клетке приближается к нулю. Чёрным по белому так было и написано. И тем не менее, такая почти нулевая вероятность регистрируется ежегодно во всём мире в виде новых соропациентов, по данным из различных источников, от 10 до 12 миллионов раз.
Вот почему их не устраивала такая теория. А кроме того, она отводила Марибель с её диагнозом очень мало времени, да к тому же, не обычной полнокровной жизни с её радостями и горестями, а мучительного выживания в постоянных страданиях и тревогах.
Но они понимали и другую часть проблемы: если от чего-то отказываешься, то нужно иметь чёткое представление, чем руководствоваться дальше и что нужно делать.
Мысли о том, что же нужно делать, если официальное лечение вело к смерти, начали рождаться у Сергея с того самого дня, когда были получены снимки магниторезонансной томографии с опухолью, толкование которых не вызывало никаких сомнений у врачей, повидавших на своём профессиональном веку сотни, тысячи таких изображений – опухоль злокачественная.
Сергей уже тогда представлял, в общих чертах, что если она в мозге, то спасения не было.
В задачи официального лечения входило лишь уменьшение размера опухоли, остановка её роста и улучшение самочувствия пациента. Это всё. Ни о каком полном излечении, то есть, о возврате к нормальной жизни речи не шло. А методы – операция, облучение и химиотерапия.
Полное же выздоровление при таком диагнозе невозможно. И окончательный прогноз, который мог отличаться у разных больных, гласил, что финал, в конечном счёте, один. Удаление опухоли с помощью операции и облучение, в лучшем случае, давали шанс на 5 лет жизни (причём, до пяти лет доживают не более 5%), а в среднем – не более одного-двух лет. Наводило на грустные размышления и качество жизни, которое в последние месяцы будет тяжёлым испытанием как для больного, так и для его близких. А при отсутствия лечения выносился жуткий приговор – один-три месяца жизни.
Если учесть, что первую часть лечения – операцию Белке уже сделали, а от двух оставшихся – лучевой терапии и химиотерапии они решили отказаться, то, по вышеприведенным источникам, жить ей оставалось не больше года.
Сергей в который раз погрузился в историю болезни.
Информация по биопсии: 1 марта 2012 осуществлена, 2 марта – получена в лаборатории, 26 марта на основе её изучения поставлен диагноз: мультиформная глиобластома.
Макроскопическое описание: многочисленные фрагменты рыхлой ткани желтоватого цвета с областями некротического характера. Общий размер фрагментов 5х4х1см.