Моя прелестная роза
Шрифт:
— Может быть, это верно, что только хорошие люди умирают молодыми.
Она прижала его руку к губам.
— Именно это сказала Розалинда, когда была у меня. О Стивен, я испортила тебе всю жизнь!
Он притянул ее к себе поближе, чтобы обнять за плечи. Спрятав лицо, она заплакала. Он знал, что не только он причина ее слез. Это были главным образом слезы сожаления по отцу, которого она обожала, но которому никак не могла угодить, по ее тщетным стараниям соответствовать немыслимо высоким критериям.
— Не будь так жестока к
— И, может быть, в такой роли я принесла бы куда больше пользы, — со слабым смешком сказала она.
У него было такое чувство, что он сможет ей помочь, если скажет что-то нужное, но он не знал, что именно. И тут его вдруг осенило:
— Почему ты вышла замуж за Эндрю? Ведь у тебя были лучшие предложения. Ты могла бы стать маркизой.
— Почему за него? Да потому, что он нравился мне больше всех остальных. В обществе Эндрю я чувствовала себя красивой и умной. Желанной. — Она вздохнула. — Так приятно чувствовать себя желанной, хотя я и не знаю, что именно привлекло его во мне.
— Ты никогда не сожалела, что вышла за него замуж?
— Никогда, — последовал немедленный ответ.
— Иными словами, ты любить его. И всегда любила. Ты когда-нибудь говорила ему об этом?
Она встала и начала расправлять складки на платье.
— Он знает, что я… очень к нему привязана. Стивена не удивило, что она не решается произнести слово «люблю». Так же вел себя и он. Почти всю свою жизнь. По сути дела, до вчерашнего дня, когда он вышел за пределы жизни.
Теперь он знал, что надо сказать сестре.
— Старый герцог учил нас своему пониманию главных добродетелей. Первые места в его списке занимали гордость и соблюдение приличий. Любви там даже не числилось. Мы усвоили от отца, что любить и быть любимым — признак слабости. Нечто презренное.
Он замолчал, набираясь сил для продолжения.
— У отца было искаженное понимание. Высшая добродетель — любовь. Только она придает истинный смысл жизни. А гордость и соблюдение приличий — всего лишь пепел, зола. Ради самой себя и ради Эндрю скажи ему, что любишь его, Клауди. Заодно скажи то же самое и своим детям. — Он слабо усмехнулся. — Даже если у тебя будет такое чувство, что язык может отвалиться, когда ты будешь произносить это слово.
Она нерешительно поглядела на него.
— Ты думаешь, им будет приятно выслушать такое признание?
— Почти в этом уверен. У тебя нет основания для самоуничижения, Клауди, потому что в твоем характере есть много достойного восхищения. Ты женщина смелая
— Я — любящая? — удивленно переспросила она. Она была так же сильно поражена этой мыслью, как и он сам, когда она осенила его.
— Да, ты. Язык у тебя острый, но это не мешает тебе иметь доброе сердце. — Чувствуя, что не может больше сидеть прямо, он зарылся глубже в подушки. — В следующий раз, когда у тебя будет поползновение пустить в ход свой острый язык или проявить высокомерие, присущее Кеньонам, просто помолчи.
— Хорошо. Я попытаюсь. — Она мрачно воззрилась на него. — Прощай, Стивен. Я никогда не представляла себе, как тяжело мне будет лишиться тебя. А теперь уже слишком поздно.
Он утомленно улыбнулся:
— Мы еще увидимся. Она сдвинула брови.
— Ты и правда в этом уверен?
— Я знаю, — сказал он, чувствуя, что в его голосе прорываются интонации леди Уэстли.
— Молюсь, чтобы ты оказался прав. — Она поцеловала его в щеку. — Я… я люблю тебя, Стивен. — Она скривила губы. — Как видишь, язык у меня не отвалился.
Он слегка улыбнулся.
— И я тоже люблю тебя, Клауди. — Произнести эти слова было так легко. Почему же всю свою жизнь он даже не пробовал выговорить их?
Как только сестра ушла, он со вздохом перекатился на бок. И вдруг спохватился, что так и не признался Розалинде, что любит ее. Оглядываясь назад, он понял, что полюбил ее едва ли не с первой их встречи. Каким же идиотом он был, что скрывал это даже от самого себя. Но ведь он Кеньон и слово «любовь» никогда не входило в его словарный запас. А накануне вечером, когда язык наконец развязался, надо было сказать слишком много другого.
Устало задремывая, он напомнил себе, что, прежде чем умрет, должен сказать Розалинде о своих чувствах. Важнее дела у него не остается.
Тик-так. Тик-так. Тик-так… В полной тишине часы на каминной полке звучали с неестественной громкостью. Чтобы приглушить стук проезжающих колес, дорогу перед Ащбертон-Хаусом обложили, сеном, которое хорошо поглощало все звуки.
Розалинда беспокойно провела рукой по одеялу. Уже близился вечер, но с тех пор как уехала Клаудия, он так и не просыпался. На свидание с сестрой, видимо, ушло слишком много его драгоценной энергии, с возмущением подумала Розалинда.
Когда вся в слезах, опираясь на мужа, Клаудия уходила, она была сама сердечность. Не верилось даже, что это та самая женщина, которая встретила Розалинду змеиным шипением. Похоже, Стивен околдовал ее. Оставалось лишь надеяться, что надолго, если не навсегда.
Тут же рядом сидела Кэтрин, которая что-то штопала. Дворецкий пришел в ужас, когда леди Майкл выразила желание заняться таким недостойным, по его мнению, делом, но Кэтрин хотела хоть чем-нибудь занять свои руки и не стала слушать никаких возражений.