Моя принцесса

Фоули Гэлен

Когда Серафина легонько прихватила зубками его палец, дверь отворилась, и потрясенный лакей замер при виде принцессы, которая, стоя на четвереньках на обеденном столе, ела клубнику из рук своего охранника.

Серафина замерла.

Воцарилась полная тишина.

И вдруг Серафина расхохоталась.

Откинув голову, она встала на колени, а затем села, вытирая ладошкой рот. Между тем Дариус пригвоздил к месту злосчастного лакея убийственным взглядом.

Лакей побелел как полотно, ожидая наказания. — Свободен, — бросил Дариус невозмутимым

тоном. Несчастный исчез в мгновение ока.

— Ну вот, ты накликал на нас беду! — пробормотала Серафина, перебираясь на свое место.

Дариус откинулся на спинку стула и поднял бокал с вином, но взгляд его стал таким непроницаемым, словно он принимал какое-то неприятное решение.

После обеда Дариус ослабил галстук и вышел на воздух покурить.

Серафина пошла за его гитарой, достала инструмент из черного кожаного футляра, принесла Дариусу и робко протянула ему. Ей было известно, как не любит он играть для кого-либо.

Нахмурясь, Дариус посмотрел на принцессу, затем сунул сигару в рот и взял гитару. Двигаясь с изяществом танцора, он уселся на ступеньку и, склонив голову к струнам, настроил инструмент.

Серафина спустилась с крыльца на лужайку, ступила в сочную прохладную траву и замерла, запрокинув голову к бесчисленным звездам и ясному месяцу.

Вокруг нее в кустах и деревьях звенели цикады, светлячки, сверкнув во мраке, тут же растворялись в нем. Над головой пролетали летучие мыши. Ветерок пробежал по кронам и стих.

Серафина ощущала необычайную легкость и какую-то светлую радость, как будто еще мгновение — и она взмоет ввысь и поплывет среди звезд… просто от счастья, переполнявшего ее. Вдруг сзади прозвучал первый тихий берущий за душу аккорд. Серафина знала, что ни в коем случае нельзя поворачиваться к Дариусу и смотреть, как он играет.

Гитара говорила за него. Так было всегда. И сегодня лилась простая мелодия, сладостная, задумчивая. Иногда она нежно трепетала, как колибри, замершая в воздухе над цветком, временами взмывала ввысь, невесомая, ритмичная, напоминая бешеный полет коня, слившегося с ветром.

Подчиняясь непонятному порыву, Серафина подняла руки, свела их над головой и закружилась в такт музыке. Не отрывая глаз от звезд, она танцевала свой по-детски бесхитростный танец. Дариус все видел и решил позабавиться, играя все быстрее и быстрее. Из-под его пальцев полились головокружительные ритмы фламенко, которые всегда казались Серафине чарующе-порочными, и она закружилась, как цыганка. Своей музыкой он управлял ею, ее телом и душой. Когда он закончил мелодию, девушка упала на траву, задыхаясь от смеха.

Серафина чувствовала на себе его взгляд, но все плыло у нее перед глазами, и смотреть на Дариуса она не могла.

— Какая же ты озорница, — пробормотал Дариус. И мир вокруг нее постепенно успокоился.

— Где ты научился играть? — спросила она.

— У старика, который выращивал быков на ферме рядом с поместьем моего отца.

— Как его звали?

— Дон

Педро. Он был великий матадор. В детстве я часто ходил к нему посмотреть на быков. Хотел стать матадором, — добавил он, грустно засмеявшись.

— Неужели? Почему?

— Ах, они все такие великолепные. Стоят гордо, не дрогнув, когда на них несется гора ярости в две тысячи фунтов. Представляешь себе, какую для этого надо иметь выдержку, какое мужество? Тебе следует когда-нибудь посмотреть корриду. Однако поскольку ты любишь животных, то, вероятнее всего, ее возненавидишь…

— Так почему же ты не стал тореадором, Дариус?

— Зачем убивать животных, когда в мире столько мерзких людей? А теперь помолчи: у меня есть для тебя особая песня.

Серафина вновь уставилась на звезды, а Дариус заиграл совсем иную мелодию, печальную и странную. Принцесса никогда не слышала подобной. Пожалуй, она напоминала балладу средневекового трубадура о безответной любви или древний мавританский плач. Медленная и причудливая, с внезапно подрагивающими высокими нотами на фоне мрачного гудения басовых, создающих основной ритм, эта песнь была величавой и томительной, полной сдержанной страсти. Она словно выплеснулась из бездны отчаяния и тоски, из глубин сердечной муки. Серафина лежала на траве, в двух шагах от человека, которого любила всю свою жизнь, и покорялась чарам этой песни.

Закрыв глаза, закинув руки за голову, она утратила всякое представление о времени. Ее захватила темная тайна музыки, воплощающая помыслы Дариуса и изливающаяся из его мятущейся души.

Серафина не поняла, когда эта музыка закончилась. Но когда воцарилась тишина, сердце ее заныло от невыносимой боли.

Открыв глаза, она увидела над собой черный силуэт на фоне мириад звезд. Дариус стоял над ней, и принцесса не могла пошевелиться. Взгляд Дариуса охватывал каждый дюйм ее тела.

— Принцесса, — прошептал он и протянул руку, чтобы помочь ей подняться.

Она не сделала даже попытки взять ее, лишь всматривалась в его глаза с нескрываемой жаждой. «Люби меня! — думала Серафина. — Закончи то, что начал!»

— Эй, принцесса! Ну же, пойдем со мной. — Дариус ждал, протягивая ей руки.

— Куда?

— Ты знаешь куда, Серафина.

Двигаясь как во сне, Серафина ухватилась за его руку и медленно поднялась.

Не говоря ни слова, они направились к дому.

«Я совершаю большую ошибку», — подумала она, когда Дариус распахнул перед ней дверь…

И все же твердо шагнула в дом.

Дариус одобрительно наблюдал за ней. Глаза его полыхали огнем. Он последовал за Серафиной в темный холл. Дверь за ними с грохотом захлопнулась. Едва уступив порог, Дариус прижал девушку к стене и стал бурно целовать. Она тихо застонала, ощутив трепет прижавшегося к ней сильного тела. Его руки пробежали по ее бокам, крепко сжали бедра.

Серафина знала, что сегодня Дариус откроет ей многие тайны, научит всему… У его рта был вкус прекрасного вина.