Моя русская жизнь. Воспоминания великосветской дамы. 1870–1918
Шрифт:
В то же время у меня была очень глупая немецкая няня, которая не понимала шуток. Профессор Ландау очень любил пошутить, так что, когда она спрашивала его, каким рационом она должна меня кормить, он отвечал: «Котлеты из «Винолии» и немного папильоток!» И та в самом деле пошла на кухню и заказала для меня это невероятное блюдо, настаивая на том, что это – по распоряжению доктора!
Великий князь Кирилл, крестный отец малышки, не смог присутствовать на крестинах, так как не хотел оставлять свою кузину, великую герцогиню Гессенскую, одну в глубокой печали, вызванной кончиной ее единственного ребенка, последней сохранившейся связи между нею и великим герцогом Гессенским. Ребенок неожиданно умер от пищевого отравления, поев устриц, когда великая герцогиня гостила у императора и императрицы в Беловежье. Внезапная смерть
Великий князь Кирилл приехал повидать свою крестницу спустя десять дней, направляясь на Дальний Восток к адмиралу Макарову. Дело в том, что в начале января 1904 года неожиданно разразилась война между Россией и Японией. Мы энергично трудились в Берлине, готовя предметы, необходимые для ухода за ранеными. Г-н Шолто Дуглас очень любезно мне предложил свою виллу в Висбадене для использования ее в качестве госпиталя для выздоравливающих. Будучи не в состоянии самостоятельно принять решение, я написала своему свекру в Санкт-Петербург, испрашивая разрешения императора на согласие с предложением.
В конце марта я шла по Унтерден-Линден, когда услышала сообщение о том, что в водах Порт-Артура потоплен наш огромный линкор «Петропавловск». Я знала, что на его борту были великий князь Кирилл и его адъютант, капитан Кубе, большой наш друг. Наша тревога дошла до крайней степени, пока вечером не настало облегчение хотя бы в отношении судьбы великого князя. В телеграмме утверждалось, что он был спасен. Потом выяснилось, что при нем был мой образок, и он чудом спасся – вместе с ним спаслось всего три человека. Мы были очень опечалены гибелью Кубе и адмирала Макарова, исключительно умного человека и изобретателя ледокола, который столь необходим в наших северных морях.
Мой муж попросил меня не тревожиться, а сам написал отцу, прося разрешения отправиться на войну. Он не мог уже оставаться вне ее – он должен, и он пойдет. Поэтому он выехал в Россию, чтобы сделать необходимые приготовления для поездки на Дальний Восток, а я поехала вслед за ним с ребенком. На нашем пути из Берлина, который был долгим и тяжелым, нам пришлось взять с собой сотни бутылок стерилизованного молока для малышки. Когда мы приехали в Москву, нас встретил муж.
В Москве мы провели лишь три дня, а потом опять расстались, муж уехал в Санкт-Петербург готовиться к войне, а я осталась с его семьей в деревне. У них в Воронежской губернии было имение. Мне никогда не нравилось это место, потому что дом был не очень удобен, а парк слишком мал для приятных прогулок. Летом там было ужасно жарко и душно даже по ночам, и нас так нещадно кусали комары, что нельзя было рассчитывать ни на какой отдых. Потом, когда кончалась эта напасть, появлялись тучи мух и вместе с осами делали жизнь здесь невыносимой. Осенью зачастую шли такие сильные и затяжные дожди, что нельзя было выйти из дома в сад, потому что богатый чернозем местами превращался в жижу и просто засасывал тебя. Никогда не понимала той любви, которую питала вся семья к этому месту, – разве что полюбили имение еще в детстве.
Естественно, перспектива остаться там без мужа была выбрана не мной. Родители его были такими добрыми и любящими людьми, и они так хотели видеть свою маленькую внучку, которой было уже восемь месяцев, и чтобы я встретилась с ними, что я превозмогла свою нелюбовь к этому месту, чтобы доставить им удовольствие. Мы самым неожиданным образом встретились на маленькой станции, где мне предстояло сделать пересадку. Мои свекор и свекровь тоже путешествовали, и вагон, в котором они ехали, был отцеплен на этой станции, чтобы следовать далее по другой железнодорожной ветке. Погода была отличная, и моя английская няня вместе с горничной вышли с малышкой на перрон и прохаживались по нему, беседуя на своем языке. Мисс Вайз носила ребенка на руках, а я хлопотала с билетами и багажом. Мой свекор, сидевший в вагоне, залюбовался малышкой, которая была очень крепкой, с большими синими глазами, кудряшками и румяными щечками, выступавшими
Несколько дней спустя приехал мой муж, но оставался с нами только двадцать четыре часа, потому что должен был немедленно прибыть в 11-й сибирский стрелковый полк где-то под Ляояном. Расставание было очень тяжелым, но я утешалась мыслью, что Господь не оставит мою малышку без отца, и стала изо всех сил налаживать жизнь в имении. Что это была за странная жизнь! Россия – совсем другая страна, нежели Англия, даже в те времена, о которых я говорю. Там не было среднего класса, чтобы заполнить пространство между почти диким крестьянством и часто чересчур утонченным дворянством. Система землевладения, при которой помещик не проживает в своем имении, оказалась одной из самых крупных ошибок дворянства. Владельцы огромных территорий не беспокоились об управлении своих имений, оставив это целиком на долю управляющих, которые слишком часто были алчными и бесчестными. Преступления старост крестьяне приписывали хозяевам, и получилось, что крестьяне стали легкой жертвой обмана со стороны большевиков с их обещаниями свободы и счастья.
Хотя образование у представителей высших классов России было в некоторых отношениях самым совершенным в мире, на поверку оно оказывалось поверхностным. Революция показала нам, как мало были мы готовы к борьбе, обрушившейся на нас, и как велико было наше незнание собственной страны. Что касается крестьян, то для них по всей стране существовали школы, но учителя получали столь мизерную зарплату и были вынуждены вести такую нищенскую жизнь, что, естественно, их преподавание было окрашено недовольством, которое они испытывали сами, и готовило почву для большевизма.
Родители моего мужа строили школы для крестьян в своих имениях, открывали больницы и ясли, куда работницы могли приносить своих детей. Но – увы! Все это не имело значения, когда вырвалась на свободу сумасшедшая ярость революции.
После первого письма от мужа, с тех пор как он уехал от нас, мы некоторое время не имели от него никаких известий. Потом, наконец, получили длинное и интересное письмо, описывающее его поездку и, казалось, бесконечное пребывание в штабе бывшего вице-губернатора Дальнего Востока генерала Алексеева. Там он встретил своего старого полкового товарища, графа Нирота, которого с радостью увидел вновь. К несчастью, граф был очень скоро убит разрывом снаряда; фактически письмо, описывавшее эту встречу, пришло к нам в тот день, когда в газетах опубликовали сообщение о его гибели. Это было для нас большим ударом, потому что мы его хорошо знали и очень любили.
Похоже, в штабе Алексеева царило недовольство и происходили бесконечные мелочные ссоры со штабом Куропаткина. Однако мой муж не обращал внимания на это, поскольку стремился присоединиться к своему полку. Начало боев ожидалось в любой момент. В Ляояне он встретил великого князя Бориса Владимировича, а также большого друга своего отца – британского генерала Джеральда, с которым он познакомился в Индии во время поездки туда императора Николая II, тогда наследника престола. Я тоже встречалась с этим генералом, и он оставил очень благоприятное впечатление. Граф Адам Замойский тоже был в Ляояне, по пути на фронт с подарками для войск от императрицы Александры Федоровны.
Мой муж с друзьями, догоняя свой полк, добирался до него верхом по незнакомым маньчжурским дорогам. Они проезжали через необычные и живописные китайские деревни, где местные жители вообще не говорили по-русски, а поэтому не могли подсказать им, какую дорогу надо избрать. Только преодолев многие препятствия, они наконец-то прибыли на место назначения. Полк отлично проявил себя в Ялу, где пробил себе дорогу через массы японских войск. Скромный полковой священник показал славный пример мужества во время этой знаменитой битвы. Он ходил перед фронтом полка, держа над собой крест. Он был дважды ранен, но, когда уже с трудом передвигался, два полковых музыканта стали его поддерживать с обеих сторон, и он продолжал ходить, распевая молитвы среди солдат, пока в конце концов не упал на землю, потеряв сознание.