Моя русская жизнь. Воспоминания великосветской дамы. 1870–1918

Барятинская Мария Сергеевна

Перед тем как начать это долгое и опасное путешествие, я решила провести день в Бари, чтобы поклониться мощам святого Николая. Я была страстной поклонницей этого святого. Он не раз уберегал нас от опасности. Он также был святым покровителем императора Николая II, на которого сейчас вдруг оказалась возложена великая ответственность.

Бари находился на пути в Бриндизи, и мы остановились там на двадцать четыре часа. Когда мы увидели отель, куда собирались устроиться, я воскликнула, обращаясь к французской гувернантке своей дочери: «Боже мой, что за отель!» А когда мы вошли в свои номера, я добавила: «Нам повезет, если здесь нас

всех не перебьют!» Место оказалось полно всякого рода людей, не внушавших нам доверия.

Однако на следующее утро мы проснулись, с удивлением обнаружив, что все еще живы. Моя постель была без матраса, а пружины, на которых я лежала, – я говорю это со всем должным почтением, – меня не только щекотали.

Хотя мы отправились в монастырь еще до восьми часов утра, жара была сильнейшей, а мостовая обжигала ноги, как будто была сложена из горячих утюгов.

Так как дело было на юге Италии, то тень найти было трудно, разве что та, которую давали лавры и оливковые деревья, посаженные на улицах через определенные интервалы.

Мы поехали в маленькой коляске, в которую была запряжена низкорослая корсиканская лошадка, которая, несмотря на то что нас было четверо, бежала очень быстро.

Нашим первым объектом был русский монастырь, так как базилика, где хранились мощи, открывалась для верующих некатолического вероисповедания только в одиннадцать часов.

Этот маленький русский монастырь еще не был достроен. Его сооружали на деньги, собираемые комитетом, во главе которого стояла великая княгиня Елизавета Федоровна, которая сама заложила камень в его основание. И в соответствии с ее пожеланием монастырь строился в старом новгородском стиле. Как будто оказываешься в уголке России…

В монастырской церкви был проведен особый молебен немногими посетившими ее русскими. Они молились за своего обожаемого императора, свою страну, за всех путников, за победу в войне и за тех, кто уже принес высочайшие жертвы.

Наконец, нас допустили в базилику. Нашему русскому священнику не дозволялось читать молитвы, которые разрешались только католическим священникам.

Мощи нельзя было увидеть, поскольку они хранились в склепе. Над ним был возведен массивный и красивый серебряный алтарь, изготовленный несколько веков назад. После чтения молитв нам было разрешено по одному пройти за ограждения, которые окружали алтарь, чтобы пасть ниц в проеме, специально для этого сделанном. Мощи поднимались из склепа до уровня пола. И каждый верующий целовал их, когда они показывались в очень маленьком отверстии.

Я получила огромное утешение от этого паломничества, о котором так долго мечтала.

В соборе я купила несколько серебряных образков с изображением святого, один из которых я намеревалась подарить государю; из-за отсутствия денег я не могла купить ничего более достойного его внимания.

После полудня мы покинули Бари и отправились в Бриндизи. На вокзале мы потеряли Сатрапинского. Когда поезд уже тронулся, он появился на перроне, по которому бежал изо всех сил, увлекаемый нашими двумя собачками (которые были на его попечении), фалды сюртука развевались на ветру, а шляпа чуть не слетела с головы. Когда мы его втащили в вагон, он был до смерти перепуган. Ведь опоздай он на этот поезд, он не попал бы и на пароход и застрял бы здесь.

Пароход пришел в Бриндизи с опозданием. Он прибыл в полночь вместо шести часов. С темного берега нам было видно, как он приближался,

весь освещенный огнями.

В самый последний момент попрощаться со мною приехал мэр города и, сам того не подозревая, оказал мне существенную услугу. Мне не разрешили взять на борт моих собачек. И я его попросила: «Не могли бы вы взять на себя заботу о моих собачках? Мои руки заняты!» Он вежливо поклонился и ответил: «Разумеется, мадам княгиня!»

Я выглядела вполне невинно, когда он провел их на поводке на палубу, не зная, что нарушает приказ.

Как только мы отошли от Бриндизи, я услышала совсем рядом звуки стрельбы и пальбу из пушек. Я спросила капитана, в чем дело. Тот ответил: «Перестрелка в Албании». После своего «славного» правления принц Вид с супругой были вынуждены спасаться бегством. Принцесса, исключительно пустая особа, привезла с собой огромное количество парижских «творений» – даже придворный туалет. Она собиралась сыграть роль королевы, а вместо этого обнаружила на албанских равнинах нецивилизованную страну с очень грубым народом, без условий для жизни, даже их дом был построен на голом месте. Для принца Вида, германского офицера, привыкшего, как минимум, к комфорту, это, несомненно, доставило огромное разочарование. Капитан рассмеялся и добавил: «Он собирался основать династию и даже дошел до того, что привез с собой два позолоченных трона. А теперь – финита ля комедия».

Меня ужасно пугала мысль о шторме на море. Так как я не переносила качки, я боялась последствий, но, когда проснулась на следующее утро, море было спокойным, как мельничный пруд, а наш пароход, казалось, скользил по воде, почти оставаясь на месте. С одного борта не было видно ничего, кроме массы бирюзово-синего цвета, менявшей окраску, когда на нее падали солнечные лучи. Это, не знаю почему, напомнило мне гофрированные юбки Луа Фюллер, известной танцовщицы. С другого борта вставали неприступные горы, покрытые розовым вереском, который был похож на длинную атласную полосу того же цвета.

Наблюдая эту прекрасную панораму, я заметила, как нечто поднялось из воды; я вначале приняла его подводную лодку, но, так как этот предмет постоянно возникал и исчезал, оставляя за собой бурун, я спросила капитана, что это такое. Он ответил: «Княгиня, это акулы. Иногда они наносят чувствительные удары по кораблям». Рыбина подплыла совсем близко к нам, и над ней кружилась стая чаек. Птиц было столько, что они походили на большое серое облако.

Спустя несколько часов капитан сказал моей дочери: «Сожалею, что сообщу плохую новость. Произошел оползень, который задержит нас на двадцать четыре часа, и нам придется обогнуть мыс Матапан, где море всегда бурное». Он посоветовал мне немедленно прилечь.

Я приняла все меры предосторожности и удобно устроилась в своей каюте, приготовившись к качке, с которой суждено столкнуться, – это был ужасный для меня момент. Я значительное время прождала в своей каюте, где жара была нестерпимой, и, жаждая глотнуть хоть немного свежего воздуха, не выдержав, вышла из каюты с вопросом: «Далеко еще до Матапана?» – «Мадам княгиня, мы прошли его два часа назад», – был, к моему изумлению, ответ.

Потом я поделилась с капитаном: «Море, очевидно, знало, что я на борту, и, будучи в хорошем настроении, пощадило меня». Он искренне посмеялся над моим, как он назвал, «странным тщеславием» и ответил: «Впервые за мою жизнь в этом месте оно не показывает своего нрава».