Моя рыжая проблема
Шрифт:
— Глаза хорошие, чистые. Обманывать не умеешь, а думаешь, что умеешь. Любишь сладкое, Трикси? Все молодые любят сладкое. Сиди, я сделаю что-то вкусное.
Я послушно опустилась на ближайший корень. В голове вертелась неприятная мысль: Тейт что, любит женщин постарше?
Нет, быть не может. Нэккен же младше меня. И эта, Котарэ, тоже почти ровесница… Шрах, я не должна думать о такой ерунде! Тем более в кои-то веки новая знакомая не кажется опасной…
Впрочем, и Аринга сначала вызывала у меня симпатию. Даже тетю Глэм чем-то напомнила. А в итоге все это обернулось кошмаром предательства. Стоит подумать,
Замкнутый круг.
— Мне было очень плохо сначала, — внезапно заговорила Митчи, наклоняясь над блюдом. Пряди волос у нее надо лбом повлажнели и слиплись. — В Лагоне. Я шла, чтобы найти мать. Она была низвергающей небо, но скрывала это. Побережье не для магов. Она знала о том, что я могу, научила простым вещам — разжигать огонь, уходить под землю, топить лодки врагов. Когда мать ушла от нас, я думала, что она вернулась в Лагон.
Митчи замолчала и начала рыться в карманах. Достала связку сухих цветков, понюхала, затем, видимо, раздумала и снова спрятала. Мысленный фон у нее оставался ровным, прозрачным — ни щитов, ни подозрительных лакун. Образы из воспоминаний были расплывчатыми, словно пеплом присыпанными.
— А что потом?
— Оказалось, нет. Мастер Оро-Ич сказал, что если она не дошла, то, значит, погибла. Я осталась здесь, одна, только пять сестер на руках. Всех кормить надо, учиться некогда. Денег нет, дома нет, покровителя нет. Засыпаю — снятся кости. Думала, убьют. Но нет, не убили. Стала делать, что умею: готовить, слушать. Тут старух не было, сперва ко мне из любопытства ходили. Потом пришла женщина из созидающих совершенство. Сказала, что хочет удивить своего мастера и что ей нужен человек для изменения. Уговорились, что если не выйдет и она меня убьет, то девочек она воспитает. Обошлось, — улыбнулась Митчи краешками губ. — Так и живу.
Безыскусный рассказ одновременно завораживал и наводил жуть. Мне было не по себе, потому что я не могла представить себе ситуацию, когда соглашусь лечь под нож экспериментатора в надежде на призрачный результат. Даже если на кону — вечная молодость. А Митчи рискнула — значит, ей действительно нечего было терять, и это по-настоящему страшно.
Но если местные нравы ужасали, то уровень медицины откровенно восхищал. Настоящее волшебство, которое у нас, наверное, даже толком осознать не смогут, не то что повторить. Как бы отреагировала мама, если бы попала сюда? Застряла бы в мастерских на неопределенный срок, пока не освоила хотя бы часть приемов?
Наверное.
Мне пока везет только на неприятности, а вот в учебе успехи более чем скромные. Если так пойдет и дальше, то обещание мастера Ригуми останется просто обещанием — награждать-то пока не за что.
Я непростительно отвлеклась на дурную рефлексию и как-то совершенно упустила из виду Митчи. И осознала собственный промах, только когда передо мной появилась тонкая каменная доска, на которой лежал изящный букет темно-розовых цветов с сочными округлыми бутонами.
— Что… — начала было я и запнулась, соображая. От «цветов» исходил изумительный запах поджаренного теста, мясного
Шрах, редкостно идиотский вопрос!
— Да, — не смутилась Митчи. — Девочки приготовили маленькие лепешки из листьев шерги на масле и красном соке. Если свернуть особым образом, получатся кульки, а внутри — соус, орехи и мясо. В тех, что светлее, овощи. Не бойся, я брала только то, что было в списке. И попробуй вот это, — добавила она, протягивая мне чашу. — Шерга, но иначе заваренная. Больше специй, орех цекко и нектар.
Честно говоря, понимала я ее через слово. И даже то, что перевела для себя как «нектар», на самом деле означало что-то вроде сгущенного сока из цветов. Но пахло все это изумительно — что поджаристые сочные кулечки из теста, что напиток, который слегка отдавал корицей. Точнее, чем-то ужасно похожим на нее…
«Шрах, как я соскучилась по кофе!» — проскользнула вдруг совершенно отчетливая мысль.
На вкус «букет» оказался даже лучше, чем можно было себе представить. Все это время Тейт кормил меня не то чтобы плохо, скорее, аскетично. Несоленый жидкий суп и струганное фуубе в качестве заправки, пресные лепешки, твердые кисловатые фрукты — вот и все. Я, кажется, успела забыть, что бывает и такая еда — хрустящее тесто с неуловимым сливочным ароматом, соус, который переливается оттенками вкуса — от кисловато-острого до солоноватого, и слегка крупитчатое овощное пюре…
Шерга оказалась горьковатой. Не слишком, ровно настолько, чтобы оттенить основное блюдо.
— Нравится? — спросила Митчи. Глаза у нее были веселые.
— Очень, — ответила я искренне. Даже дурацкие столовые приборы — щипцы и крючки — не могли испортить аппетита. Только одна мысль слегка омрачила удовольствие: — Это дорого?
— Весьма, — признала хозяйка. — Но Тейт обещал заплатить услугой.
На горизонте замаячило нехорошее подозрение, но я отогнала его.
Кыш, кыш.
— То есть?
Митчи посмотрела на меня и рассмеялась. Наверное, потому что догадывалась, о чем можно подумать после нашего разговора.
— Развлечет гостей. Увидишь.
Заскучать я не успела. Только прикончила последний кусочек, омыла руки в чаше — и вернулся рыжий, причем не один. И если Айку по мысленному фону получилось узнать еще издали, Кагечи Ро — тоже, пусть и с некоторым трудом, то третий спутник — спутница? — поверг меня в замешательство.
— Трикси! Айе, Трикси! — замахал Тейт рукой, перемахнув через корень. — Я их привел! Айку и Ро ты знаешь, а это Ренгиса Лао, я говорил, ну, помнишь? Он подмастерье и вообще крутой!
На меня некстати напал столбняк. Я начала понимать, почему Тейт затруднялся определить пол своего приятеля… Ренгиса Лао не воспринимал себя ни мужчиной, ни женщиной, ни даже андрогином. Кажется, у него в голове вообще отсутствовали гендерные категории.
А еще он был красивым. Невероятно, удивительно красивым — высоким, гибким, светлокожим, с прямыми пепельно-русыми волосами, подстриженными аккуратным каре.
— Значит, Трикси, — пропел Лао, сощурив изумительные глаза — не серые, а будто бы серебряные, с темно-зеленым ободком вокруг радужки. Брови у него оказались почти черными, контрастными, и этот легкий диссонанс делал красоту живой, настоящей. — Твоя Трикси, да, Тейт?