Моя шоколадная беби
Шрифт:
– Всё отлично, Роберт Иванович! – Катерина втянула ноги в салон и втиснула их в босоножки. – Кажется, дождь собирается.
– Абсолютно чистое небо! – отрапортовал Роберт, и тише добавил:
– Это у тебя на душе кошки скребут.
Чуткий, нежный, и понимающий.
Катерина натянула улыбку.
– Всё нормально, Роберт Иванович! Полный вперёд!
– Полный! – Он вжал педаль газа в пол, и они понеслись, рискуя взлететь.
Дом оказался домищем, а с прилагавшейся к нему территорией тянул на усадьбу. Черепичная крыша, бревенчатые стены, ситцевые занавески на окнах,
Она плюхнулась на кровать, застеленную простеньким покрывалом, и покачалась на сетке, как в детстве.
– Тебе нравится? – спросил Роберт, разгружая на столе сумку с продуктами.
Катерина выглянула в окно. Палисадник зарос черёмухой, а между двойными оконными рамами, которые так и не убрали с зимы, лежала вата, на ней – яркие гроздья красной рябины.
– Рай для миллионера, – вздохнула Катя. – И петухи по утрам?
– Много петухов!
– Кто же за всем этим смотрит?
– Парамоновна, соседка. Я приплачиваю ей за пригляд, да за уборку дома.
– Пойду, познакомлюсь с удобствами.
Трава в огороде, несмотря на июнь, возвышалась в рост, и Катерина с трудом отыскала деревянную уборную. Крючка на трухлявой двери не оказалось, пришлось придерживать её рукой.
Рай для миллионера!
Она выбралась наружу, обжигая ноги крапивой, и огляделась. Где находится красавец-дом Роберта Ивановича относительно избушки-развалюшки Сытова, Катерина понятия не имела. Когда они на внушительном «Рейнджере» проезжали по пыльным деревенским улицам, Катя её так и не увидела. Да может, и деревня не та? Не очень-то она хорошо помнит название той деревушки, где померла бабка у Сытова. Так… что-то похожее.
Метрах в десяти от себя Катерина увидела вдруг огромный красный мак. Она удивилась его неестественным размерам, и только когда мак зашевелился, поняла, что это безумной расцветки ткань, которая обтягивает умопомрачительных размеров зад. Какая-то баба, в традиционной позе огородника что-то быстро рвала и резво метала себе в подол.
– На чужом огороде и крапива слаще? – громко крикнула Катерина.
Баба вздрогнула, как вулкан перед извержением, и обернулась. Звук, который она издала, вспугнул всех окрестных птиц. Из подола, выпавшего из рук, градом посыпались красные ягоды.
Катерине стало обидно до слёз. Конечно, она понимала, что увидеть в запущенном соседском огороде на фоне полуразвалившегося сортира, негритянку в трусах и лифчике – большое потрясение. Но всё же она не чёрт с рогами, чтобы при виде неё так орать! Не выдержав, она показала бабе язык. Баба внезапно заглохла, захлопнув рот.
– Я вас узнала, – вдруг сказала она.
– Да
– Вы Селена Конго. – Баба вытерла красные, натруженные руки о цветастый подол.
– Ну…
– Вас Роберт Иванович привёз, – баба страдала такой быстрой речью, что Катерина не только не могла слово вставить, но и с трудом успевала понять, что она говорит. – Я знала, знала, что наш Роберт себе необыкновенную женщину найдёт, знаменитую женщину, замечательную, нестандартную женщину…
– Но…
– … а Нюрка-то, Нюрка-чумичка, всем трендит, что не женится он никогда, будет по Ирине своей сохнуть, а Роберт-то, Роберт-то, знаменитость такую привёз, ой, да вся деревня на ушах ходить будет, ой, да в жизни-то вы какая красотка, оказывается ящик-то старит, толстит, и добавляет стервозности, так бабам и передам, а Нюрка-то, Нюрка-чумичка, и не поверит, что, Селеночка, вы в огороде…
– Послушайте...
– …стоите тут в одних трусиках, а я-то дура, заорала как оглашенная, тут клубника ранняя дикарём растёт, всё равно её никто не рвёт, так чего добру пропадать, а крапива, Селеночка, тут и правда, сладкая…
– Катя, – ради спортивного интереса попробовала Катерина вставить слово.
– …а ящик-то не только старит, толстит, но и имена меняет, я знаю, автограф называется…
– Псевдоним.
– …ой, да, точно, а бабы-то, бабы не поверят, что вы тут в огороде, в трусиках, ой, а как же вы подъехали, что я и не заметила, ведь я за домом-то столько лет приглядываю…
Катерина вдруг поняла, что выход из этого кошмара один – удрать. Она развернулась и, подгоняемая свирепой крапивой со спринтерской скоростью помчалась к дому.
– Ой, никто и не поверит… – неслось ей радостно вслед.
Полдня они провели на речке. Роберт Иванович не обманул: был там и берёзовый лес, и воздух, который хотелось жевать, и солнце жарило не хуже египетского. Природа старалась вовсю. И Роберт Иванович старался вовсю. Катерине было не скучно. И некогда было думать о том, та ли это деревня.
Вроде не та.
Вечером они накрыли на стол. Соорудили салатики из привезённых овощей, нарезали колбасы, сыра, разлили по бокалам вино и уселись друг против друга. На Роберте был простой трикотажный джемпер и джинсы, на Катерине длинный сарафан с открытыми плечами. Если бы не свечи в старых простых подсвечниках, идиллия смахивала бы на семейную.
– Ты не жалеешь, что решила поехать со мной? – Он накрыл её руку своей. Рука была тёплой и мягкой. Чересчур тёплой, и чересчур мягкой.
– Нет, – Катерина освободила руку лишь для того, чтобы самой положить её сверху. – Мне хорошо! Спокойно, весело, и очень… свободно.
Он улыбнулся.
– Я счастлив. На все шестьсот ватт.
– И я.
Она была искренна. Ей так казалось, что, в принципе, она счастлива.
– Я хорошо отдохнула сегодня.
– И загорела, – засмеялся он.
– И загорела, – захохотала она.
– У меня есть серьёзный разговор к тебе. – Роберт налил вина почему-то только себе и залпом выпил его. Сердце у Катерины противно защемило, меньше всего она была готова к серьёзным разговорам.