Моя собака любит джаз
Шрифт:
Кузнечик
— Погода сегодня — молодец, — сказала мама, — не прогуляться ли нам всем вместе?
— Ой, — ответил папа. Он лежал на диване и внимательно разглядывал
У меня папа огромный любитель побездельничать. Даже кормить рыбок для него непосильное бремя. Мама говорит: «Единственное, что моему мужу можно поручить, — это поймать бабочку». Целыми днями папа лежал на кровати и смотрел телевизор.
— Учись, сынок, — говорил он мне. — Выучишься как следует, будешь жить так же, как и я.
Но все-таки мы уговорили его пойти погулять. С условием, что зайдем в ГУМ — узнаем, нет ли там телевизоров с дистанционным управлением. Это давнишняя папина мечта, а то, хочешь не хочешь, приходится иногда вставать с кровати переключать телевизор.
Идем — мама с папой жуют печеньице, глазеют по сторонам, ветер, солнце, небо, облака… Я у них спрашиваю:
— Кто каким бы хотел быть пальцем?
;— Я, — ответила мама, — мизинцем.
— А я безымянным, — сказал папа.
Вот такие вели разговоры.
В ГУМе папа отправился в «телевизоры», мама — в галантерею, разбрелись кто куда: я еле отыскал папу в конце третьей линии на первом этаже. Он ел мороженое и с большим любопытством разглядывал объявление: «КТО ХОЧЕТ ЗНАТЬ, КЕМ ОН БЫЛ В ПРОШЛОЙ ЖИЗНИ?»
В уголке стоял компьютер, а около него, сидела маленькая толстая тетя с фиолетовыми волосами, очень серьезная.
— Я хочу знать, кем я был в прошлой жизни, — сказал папа.
— Год рождения? — спросила тетя. — Месяц, число и час?
Папа все сказал. Он только час никак не мог вспомнить.
— Кажется, было утро, — говорит папа. — Хотя, постойте! Когда я рождался, мне мама рассказывала, по радио звучали кремлевские куранты и грянул гимн Советского Союза!
— Двенадцать часов ночи, — кивнула тетя.
Эту информацию она вложила в компьютер, и через десять минут пришел ответ:
«Великий писатель девятнадцатого века, гений мировой культуры, общественный деятель, философ, педагог, автор романов «Война и мир», «Анна Каренина», «Севастопольских рассказов»…
— Вы что, шутите? — прошептал папа и вытер о пальто вспотевшие ладони.
— Компьютеры не шутят, — отозвалась тетя.
— Выходит, по-вашему… — пробормотал папа, — я в прошлой жизни… был… Лев Толстой???
— Видимо, да, — серьезно ответила тетя. — Наш компьютер высчитывает сто процентов из ста.
— Нет, вы вообще отдаете себе отчет? — проговорил папа в неописуемом волнении.
Та только руками развела.
Папа вышел из ГУМа огромными шагами, с остекленевшим взглядом, он мчался, как призрак,
— Что это с ним? — испуганно спросила мама, выныривая из галантереи.
— Он в прошлой жизни был Лев Толстой, — ответил я на бегу.
— Ха-ха-ха! — засмеялась мама.
Папа остановился.
— Ты смеешься, — сказал он. — А это серьезное дело.
— Я всегда смеюсь, — радостно откликнулась мама. — Потому что когда я не смеюсь, я плачу! Миша, Миша, — спросила она, — а я кем была?
— Я не знаю, — ответил папа. — Понимаешь, меня в первую очередь всегда интересую я. А до других мне и дела нету.
— Все, мы погибли, — сказала мама. А папа сказал:
— У меня такой сумбур в голове. Я должен это осмыслить.
Ночью папа лежал неподвижно, как затонувший корабль, но шум папиных мыслей не давал нам уснуть. Время от времени он вставал, включал свет в ванной комнате и смотрел на себя в зеркало со смесью страха, восхищения и изумления. Утром он спросил у меня:
— Андрей, ты знаешь, что такое «пуританин»?
— Нет, — сказал я. — Я знаю, что такое «жилет» и «пипетка».
— Ты тонешь во мраке невежества, — заметил папа.
— Что ты будешь делать, когда вырастешь?
— Я буду делать очки черные от солнца, — ответил я и засвистел.
— «Нет» — глупостям! — высокопарно произнес папа. — «Да» — благоразумному времяпрепровождению!
И стал заставлять меня решать задачу: сколько процентов воды содержится в одном килограмме человека. Он из меня кровь пил, как вампир. Голова моя трещала от знаний.
Хорошо, у меня такая мозговая система — все выветривается, ничего не остается.
— Хватит тратить жизнь, — кричал папа, — на что-то малосущественное! Праздный человек — будущий преступник!
И дал мне работу — ломать ящик. Сначала я расчленил его на доски, потом вытащил гвозди, потом я их выпрямлял, потом все выбросил.
Папа был страшно доволен.
Куда только подевалась его милая привычка сесть в уголок и делать вид, что его не существует? Папа надел красную водолазку, которую он носил до женитьбы, шорты, носки и храбро в таком виде расхаживал по квартире, донимая нас разговорами о том, почему все считают себя вправе ущемлять свободу его личности.
Раньше он задавал нам с мамой вопросы типа:
— А снег во дворе растаял?
— Листья падают? Шуршат под ногами?
— Грачи прилетели?
Теперь он с головой ушел в проблемы государственного устройства, народного образования и политической жизни страны. Он все время маячил перед глазами и на чем свет стоит ругал современное общество, где нет места простому человеческому счастью.
Мама говорила:
— Миша, ты наживешь себе неприятности. А папа:
— НЕ МОГУ МОЛЧАТЬ!
И завел себе дневник: «Правила Жизни».
«Вот я смотрю на собаку, — писал он в своем дневнике, — и удивляюсь, как это природа устроила мудро — волосяной покров».