Моя темная королева
Шрифт:
Глупость, конечно, несусветная. Обо мне и в лучшие времена никто не знал, так с чего бы чему-то меняться сейчас? Но доводы разума спокойствия душе не добавляют, и, быстро сунув оставшийся кусок хлеба в карман, а на стол положив несколько монет, я вскакиваю, готовая уйти.
И утыкаюсь носом в широкую грудь Охотника.
– Мы проводим, – слышу я над головой его тихий голос и отшатываюсь.
Они стоят плечом к плечу, Охотник и рыжая. И смотрят на меня одинаково насмешливо и будто с жалостью.
– Куда? – переспрашиваю глупо.
– Во дворец, – чеканит рыжая, и они, развернувшись, шагают к выходу.
А мне
Рыжую зовут Искра, и я не решаюсь уточнить, настоящее это имя или прозвище. Сама я не представляюсь, да никто и не спрашивает, хотя мы плетемся прочь от заходящего солнца уже не менее получаса. Им будто плевать, кого провожать, и развлекать меня беседой никто не собирается, а я всю дорогу мучаюсь догадками, но рот упрямо держу закрытым. Это почти несложно… я привыкла.
Но то ли лицо мое красноречивее всяких слов, то ли таких, как я, у них по пять штук на дню и все одинаковые, но Искра наконец снисходит до объяснений. Правда, лишь когда мы минуем последние дома, от которых веет теплом и жизнью, и ступаем на землю настолько омертвевшую, что ни один росток не успевает сквозь нее продраться, погибая еще до рождения.
Дворец отнюдь не строился на задворках города – напротив, когда-то городские улицы струились вокруг величественных стен, точно ленты у ног танцовщицы. Теперь же Бронак будто испуганно отползает от этой обугленной груды камней все дальше и дальше, грозя вскоре погрузиться в морскую пучину, лишь бы избежать напоминаний о горестях, его сломивших.
– Наши старики кое-что умеют, – говорит Искра, пока я старательно выравниваю дыхание.
В носу и горле свербит, и чудится, что с каждым шагом ноги по колено проваливаются в пепел, но, глядя вниз, я вижу только прочный серый камень.
– Они чувствуют, какие тревоги терзают путников, – продолжает Искра. – Какие вопросы роятся в чужих головах. И куда повернет их судьба в ближайшее время. – Она останавливается и оборачивается ко мне. – И раз при тебе они заговорили о руинах и олвитанце, значит, сюда тебе и дорога.
– А вы?.. – Я не заканчиваю, но того и не требуется.
Искра понимает:
– А мы следим, чтоб чужаки попусту по городу не шатались. Слишком уж много от вас проблем. Проще проводить, чем потом их разгребать.
«Убить чужака или вышвырнуть из города еще проще», – думаю я, но идей подкидывать не хочу. Тем более таких, что выдадут во мне совсем неправильного пастыря.
– Что с твоей тьмой? – спрашивает Охотник, словно тоже читает в чужих головах.
Он шагает чуть позади, и приходится до боли прикусывать щеку, чтобы не оборачиваться каждую секунду. Его взгляд как вонзился сразу тонкой иглой меж лопаток, так и не сдвинулся ни на волосок за все время пути.
Я дергано пожимаю свободным от мешка плечом и молчу. Пытать меня никто и не помышляет.
– Пришли, – вскоре сообщает Искра, но я и без слов это знаю.
Уже давно увидела чудом уцелевшие кованые ворота, будто зависшие в воздухе без всякой поддержки, и каменный остов дворца, похожий на скелет древнего чудовища. Казалось, оно вот-вот взмахнет тяжелыми крыльями и извергнет пламя из своего непроглядно черного нутра.
До
– В город его не приводи, – предупреждает Охотник, пока я завороженно глажу пальцами шершавые и почему-то теплые железные прутья ворот.
Подушечки тут же становятся черными.
– А лучше убеди убраться отсюда, – поддерживает Искра. – Сам можешь… погостить. Пастыря, тем более совсем мальчишку, никто не тронет.
Я киваю, хотя гостить не собираюсь, ведь если в Бронаке и есть нужная мне вещь, то именно во дворце. Город же… пусть спит спокойно. Он и так многое пережил.
Искра и Охотник не прощаются. В какой-то момент я просто понимаю, что больше не слышу даже их дыхания, оборачиваюсь и вижу удаляющиеся спины. Кайо в мешке глухо ухает и, кажется, норовит выбраться на волю.
Я смотрю на почти закатившийся огненный шар.
– Еще чуть-чуть, – обещаю тихо и обхожу ворота.
Не открывать же их, в самом-то деле, когда рядом не осталось стены.
Найти дорогу в этом нагромождении обломков довольно сложно. Я воскрешаю в памяти материнские рассказы, пытаюсь мысленно нарисовать образ того, живого и шумного, дворца, но в итоге лишь примерно определяю расположение тронного зала, да и то умудряюсь заблудиться. Вокруг только черный камень и едкая пыль. Все уцелевшие ценности давно вынесли местные, а потом наверняка еще раз подожгли пепелище, чтобы начисто стереть королевскую семью из жизни Бронака. Будто их втоптанных в землю костей недостаточно.
Думаю, тебе бы понравилась эта картина. Понравилось бы бродить среди руин босиком, чувствуя, как под ногами рассыпаются прахом останки твоего отца.
Мне же хочется взобраться повыше – может, тогда получится отыскать мертвое сердце этого лабиринта.
Чуть позже, с ног до головы вымазанная сажей и взмокшая от усилий, я стою на необъятной глыбе сросшихся камня и железа и смотрю на того, о ком говорили в таверне.
Действительно, слепой олвитанец совсем близко. Сидит, скрестив ноги, на вздыбленном и растрескавшемся полу перед троном, которого словно и не коснулись твои разрушительные чары, огонь и человеческая жадность. Я вижу блеск драгоценных наверший, вижу детально вырезанные оскаленные пасти хранителей правящего рода в изножье и вижу, что это не просто слепой олвитанец, а один из твоих спасителей.
И мой несостоявшийся убийца.
Глава 2. Пустой трон
Из башни тебя вынесли на руках. Вынес самый высокий из них, а больше я о нем ничего и не помню. Лишь огромную тень, что упала на меня, когда он остановился рядом. Да торжество в твоих глазах, быстро сменившееся горькими слезами. Я не раз видела, как ты репетируешь перед зеркалом, и теперь готова была рукоплескать блестящей игре.
Мешал только кинжал, который я силилась вытащить из живота пальцами, скользкими от крови нашей матери.