Моя тюрчанка
Шрифт:
В похожем «смешенном» состоянии была, я видел, и моя девочка. С какими бы упорством и яростью она ни набирала текст, а утомление явно давало о себе знать. Пальчики моей милой то и дело попадали не на те клавиши. Ширин злилась. Выпрямляла спину. Терла воспаленные глаза. И, закусив нижнюю губу, снова принималась долбить по клавиатуре.
За письмом прокурору моя милая просидела полтора часа. Но после и без того трудного дня – эти девяносто минут казались растянутыми на девяносто лет. Оторвавшись от ноутбука, моя девочка попросила кофе. Я сходил на кухню, поставил кипятиться чайник и скоро вернулся с двумя чашками горячего
– Хорошо. Теперь напишем иск в суд.
Я осмелился возразить: не разумнее ли нам сейчас глотнуть успокаивающего чаю с мятой и ромашкой и лечь спать – а написание иска в суд отложить до завтра?.. У нас головы трещат по швам, глаза красные, как у вампиров – настолько мы измотаны. Но лучше бы я ничего не говорил – потому что моя девочка взвилась, как от укуса шершня. С ее губ слетел почти что крик:
– Нет!.. Нет!.. Нет!.. Я не могу давить простыню и подушку, пока дело не сделано!.. Нас обманули, над нами надругались – ты понимаешь?.. Сначала Бахром, потом Анфиса стерва-Васильевна, под конец – этот толстопузый капитан… Все они пинали нас, как мяч. Я этого так не оставлю!..
Ширин задыхалась от гнева. Она спрашивала меня – понимаю ли я?.. О, я все прекрасно и чувствовал, и понимал. У меня и у самого было отвратительное ощущение, что Бахром, Анфиса Васильевна и капитан Арсений Петрович тяжелыми сапогами втоптали нас в жидкую зловонную грязь. Но, в отличие от моей милой, я в упор не верил, что прокурор или судья нам помогут. Как скрижаль с небес, на меня упало откровение: судьи, прокуроры – такие же, что и Арсений Петрович, вертящиеся шестеренки адской машины. Просто жирный, налегающий на сладкое капитан – шестеренка поменьше. Бессмысленно искать защиты у государства. Мы только глубже увязнем в липкой жиже.
Но я бессилен был поделиться всеми этими мыслями с моей девочкой. Ей сейчас двигала львиная ярость. Лев в зоопарке с неистовством грызет автомобильную шину – воображая, что расправляется с врагом.
Составление иска в суд должно было занять меньше времени, чем отняло написание письма в прокуратуру. Надо было только поменять «шапку» текста и добавить исковые требования. Но у Ширин что-то застопорилось. То она в «шапке» неправильно указывала индекс суда. То исправляла криво сформулированные исковые требования. Моя милая злилась, тяжело вздыхала и все чаще попадала пальцами не на те клавиши. Мучительная гримаса пробегала по лицу моей девочки, а губу моя красавица закусывала чуть ли не до крови.
Это было похоже на возню тигрицы с дикобразом. Полосатая хищница подтолкнула лапой свернувшегося клубком зверька – и почувствовала легкий укол иглой. Глухо и сердито рыкнув, ударила по живому клубку сильнее – и получила еще более сильные уколы. Природа не зря наделила дикобраза защитой в виде длинных игл. За каждый свой удар тигрица расплачивается болью в лапе. Чем закончится эта игра?.. Для тигрицы здесь не может быть счастливого финала. С торчащей из лапы иглой, хищница просто уковыляет прочь. А если б ей и удалось перевернуть дикобраза на спину – какой в этом прок?.. Крохотная животинка не сгодится тигрице хотя бы и на маленький перекус между полдником и обедом.
Вот и Ширин подобна молодой неопытной тигрице, бьющий дикобраза то одной, то другой лапой.
Зачем?.. Для чего такое упорство?.. Жестковатое мясцо дикобраза – не стоит игл, вонзившихся в лапу тигрицы. Самое крупное, чего мы можем добиться: Бахром по суду вернет нам уплаченные за «услуги» деньги. Но для господина Мансурова – это сущие копейки. Цена одного бокала вина, выпиваемого проклятым аферистом за ужином в ресторане. Разве такое назовешь победой?..
Никто не возместит нам времени, похищенного у нас Бахромом. Не попросит прощения за тягостный вечер, в который мы месили ногами снег на Лиственной улице. А хоть бы и сам сеньор президент прислал нам цветную открытку с горячими соболезнованиями – что толку?.. Все равно – мы останемся обиженной и уязвимой парой бедняков. Не соболезнования президента нужны Ширин, а работа. Чертова официальная работа, через которую можно будет продлить визу.
Тут бурный поток моих мыслей возвращался к запланированному нами на середину февраля суициду, от которого я надеялся отговорить мою милую. Но меня душила такая тоска, глыбой наваливалась такая усталость, что мне начинало казаться: наш план – не такой уж и неправильный. Как это, наверное, чудесно: лечь в теплую постель с любимой в обнимку – и на веки вечные сладко заснуть.
Против того, чтобы мы были вместе – весь мир. Начиная с моего участкового врача и тощего клинического психолога, жестоко травивших меня за то, что я сплю с «азиаткой» – и заканчивая государством в целом, безликим чудовищем, которое никогда не позволит нам официально подтвердить наш брак и принуждает исполнять драконовские миграционные законы. Не лучше ли сбежать от такой жизни, наносящей нам удар за ударом?.. Просто исчезнуть – как легкий дымок, перемешаться с атмосферой?..
– Готово, – коротко обронила Ширин. Ее слово прозвучало громче, чем звук упавшей капли в полной тишине.
Не поняв, о чем речь, я – настороженный и взъерошенный – уставил на милую слезящиеся глаза.
– Я закончила иск, – пояснила моя девочка.
Дело оставалось за малым: через формы на сайтах отправить жалобу в прокуратуру, а иск – в суд. Через пару минут мы были «в шоколаде»: тексты, над которыми так долго корпела Ширин, «улетели» по назначению, а нам оба сайта выдали входящие номера наших обращений.
Вот и все. Ничего больше мы не можем предпринять, чтобы заставить государство заняться нашими проблемами. Захотят ли прокурор и секретарь суда пошевельнуться, вникнуть в нашу писанину?.. Вопрос риторический.
Мы с Ширин немного посидели в молчании, прислушиваясь к тому, как гудит не выключенный пока что ноутбук. Я заглянул милой в лицо – осунувшееся и, как будто, посеревшее. Я не увидел на нем ни напряжения, ни злости – одну только беспредельную усталость. Взгляд широко распахнутых агатовых глаз моей девочки был, скорее… удивленный. Она точно спрашивала: мы написали в прокуратуру и суд – а что теперь?.. Но я – разве я знал, что ответить любимой?..