Моя ужасная няня
Шрифт:
Итак, мистер и миссис Браун велели подать экипаж и снова отравились в Агентство.
Там их встретили очень сурово.
– Вам просто нужно вызвать няню Матильду, – сказали они.
– Но мы не знаем никакой няни Матильды, – возразили мистер и миссис Браун.
– Хорошо – в самый последний раз! – сжалились над ними в Агентстве.
– Ах, огромное вам спасибо! – обрадовались мистер и миссис Браун и с надеждой покатили домой. По крайней мере, миссис Браун ещё питала какие-то надежды – насчёт мистера Брауна уверенности нет.
Случилось так, что на следующий день мистеру и миссис Браун понадобилось куда-то
– Хоппитт, если, пока нас не будет, приедут новые воспитательницы, пожалуйста, окажи им самый радушный приём и отведи наверх, в классную комнату, – пусть познакомятся с детьми.
– Да, сэр, да, мадам, – ответствовал Хоппитт, но про себя подумал: «И это вы называете радушным приёмом?» Он прямо-таки костьми почуял неприятность, буквально в ту же минуту, как мистер и миссис Браун неблагоразумно рассказали детям о своём испуге и предположении, будто их покусали бешеные собаки и дети тоже подхватили бешенство.
Но мистер и миссис Браун об этом не думали и уехали, ни о чём не тревожась, а по возвращении домой радовались:
– Мы возвращаемся раньше, чем собирались. Пожалуй, поспеем как раз вовремя, чтобы встретить новых воспитательниц!
Так оно и вышло – в некотором смысле. Когда экипаж мистера и миссис Браун подъехал к воротам, новые воспитательницы как раз выпрыгивали из парадной двери и мчались по дорожке перепуганной толпой под предводительством гувернантки – на сей раз немки, – вопящей: «Помогайт! Спасайт! Ди собакен беситься есть!» Вслед за ней поспешала, переваливаясь, толстая нянька и причитала: «Ох, сердце моё, бедное моё сердце!» – а две чопорные бонны позади неё, отталкивая друг друга, подвывали: «С дороги! С дороги!» Тщедушная девчонка-помощница петляла между ними, как мальчишка-разносчик на велосипеде шныряет в уличном потоке, и взвизгивала монотонно и жутко: «Ой! Ой! Ой!»
Вся толпа мчалась к воротам, а за ними, к ужасу мистера и миссис Браун, гнались два маленьких существа – одно золотисто-коричневое, другое чёрное, – чьи морды покрывала пена для бритья и разводы томатного кетчупа. Кошмарные создания пронзительно лаяли и пытались задержать убегающих воспитательниц, ухватив одну за пятку, а дети прыгали и верещали: «Спасайтесь, бегите, быстрее! Не дайте им вас покусать! Они бешеные!..»
Так что назавтра мистер и миссис Браун опять сели в экипаж и поехали в Агентство. Они не стали ждать, что им скажут, а тут же спросили:
– Можете ли вы найти для нас няню Матильду?
– Нет, не можем, – отрезали в Агентстве, где уже выслушали рассказы немки-гувернантки, двух бонн, толстой няньки и тщедушной девчонки-помощницы, которым пришлось бежать через весь город до клиники по лечению бешенства. И твёрдо добавили: – И в наших списках больше никого нет!
– Ах, какая неприятность! – огорчились мистер и миссис Браун и поехали в другое Агентство.
И в третье…
И ещё в одно… и ещё…
Но всё без толку. Теперь уже все Агентства были наслышаны о детях мистера и миссис Браун и просто захлопывали двери перед их носом, выглядывали в щёлочку и категорически рекомендовали им вызвать няню Матильду.
– Ах, мы бы и рады, но как? – вздохнули несчастные мистер и миссис Браун, когда в конце этого долгого дня снимали шляпы и пальто в передней своего дома.
И только они это сказали – вот чудо! – раздался
– Добрый вечер, мистер и миссис Браун. Я – няня Матильда.
Вот это да!
Она была очень некрасива, да что там – просто уродлива! Некрасивее вы в жизни не видели! Её волосы были зачёсаны в узел, торчащий ровно посреди затылка, словно ручка чайника; лицо круглое и морщинистое, глаза – две маленькие чёрные пуговицы. А нос! Он был похож на две сросшиеся картофелины. Порыжевшее чёрное платье, полинялый чёрный жакет, чёрные ботинки на пуговицах и выцветшая чёрная шляпка, увешанная по краю позвякивающими чёрными агатовыми бусинами. В руках эта неприглядная особа держала скромный коричневый саквояж и большую чёрную палку, а лицо её, морщинистое, круглое и словно потемневшее от времени, поражало суровостью и даже свирепостью.
Но первым делом всякий замечал огромный Передний Зуб, который торчал у неё изо рта и ложился на нижнюю губу, как надгробный камень. Никогда, ни разу за всю свою жизнь вы не видели такого Зуба!
Миссис Браун затрепетала от ужаса при виде этого Зуба. Что же будет с её бедными, милыми, ненаглядными невинными ангелочками!
– Я не знаю… То есть не поймите неверно… я не уверена, что вы действительно так уж нам необходимы, – сбивчиво закончила она и вежливо, но твёрдо начала закрывать дверь.
– О да, совершенно необходима, – заявила няня Матильда и постучала по двери своей большой чёрной палкой.
Обычно дверь открывал Хоппитт – можно было слышать его неторопливые, исполненные достоинства шаги, – но на сей раз он даже не успел появиться из своей каморки. Просто мистер и миссис Браун вдруг обнаружили, что няня Матильда стоит вместе с ними в передней и входная дверь за ними заперта – причём им никак не удавалось припомнить, открывалась ли она вообще.
– Я так понимаю, ваши дети – исключительные озорники и чрезвычайно непослушны, – изрекла няня Матильда.
Бедная миссис Браун!
– Я не уверена… Мне кажется… То есть я хочу сказать, они не то чтобы озорники и не совсем непослушные…
– Да нет, всё верно, – признал мистер Браун.
– Пожалуй, они любят побаловаться. Просто развлекаются, резвятся…
– Шалят и не слушаются, – настаивал мистер Браун.
Тут мистер и миссис Браун заговорили, перебивая друг друга:
– Что правда, то правда: они не хотят вовремя ложиться спать…
– И вставать не хотят…
– А ещё уроки делать…
– Двери за собой не закрывают…
– И не желают носить опрятную одежду…
– И совсем не умеют вести себя за столом: пачкаются и чавкают…
– Ещё они всё время убегают из дома, – пожаловалась миссис Браун.
– И никогда не говорят «пожалуйста» и «спасибо», – сказали они хором. – И конечно же…
– Для начала, пожалуй, достаточно, – остановила их няня Матильда. – Вашим детям необходима я.
– Что ж, возможно, – с некоторым сомнением согласилась миссис Браун, но, взглянув на Зуб, тут же добавила: – Ни в коей мере не хотела бы вас обидеть, но предположим – только предположим, – вдруг вы им не понравитесь?