Моя выдуманная жизнь
Шрифт:
— Когда-то я был одним из Его Ангелов, — надменно улыбнулся мужчина.
— Тогда… скажи, — прикинул я, — что случилось бы, если бы вместо Бога проектом управлял ты? Стала бы жизнь лучше? У людей, — да, я уже давно понял, о чём он говорит, — не было бы свободной воли, но, может, так им жилось бы лучше?
— Конечно, — легко и просто согласился мой сосед. Не было и тени сомнения на его лице. — Я был бы куда лучше, чем Бог. И мне удалось бы сделать вашу жизнь куда как приятнее. Вы бы жили по правилам, установленным мной, и не было бы никого, кто их нарушит. Ваша воля была бы в узде, не позволяя творить то, что
И мы начали обсуждать с ним этот вариант, оговаривать самые разные направления развития мира и перспективы человечества, но тут — снова короткий переход, и мы уже на совершенно иной теме!
— Что, если ты ошибаешься? — спросил я у мужчины. — И Бог всё-таки вмешался в ход истории? Он ведь говорил с Моисеем и послал на землю Иисуса.
— Бог никак не влиял на этих людей, — скривился мой собеседник. — Моисей и Иисус были обычными смертными, которые родились от самых простых людей без малейшей воли Бога. Они так же, как остальные, убивали, воровали и обманывали. Именно эти двое оказались чуть ли не главными лжецами за всю историю человечества, ведь в их обман верят до сих пор! — Он расхохотался. — А всё из-за свободной воли, данной им Богом!
— А как же люди, с которыми говорил Бог, — такие, как Авраам? — уточняю у него.
— То были фанатики, которые лишь придумали себе образ Бога, — фыркнул мужчина. — Кто-то под наркотиками, кто-то в религиозном экстазе, кто-то, как вышеназванные, просто наврал. Говорю же — Бог ни с кем не общался.
Внезапно рядом с нами появился ещё один человек, который склонился над моим ухом:
— Ты разговариваешь с Дьяволом, — тихо прошептал он.
— Я знаю, — кивнул я. — Но как же он похож на Иисуса! — В тот момент я припомнил, как ранее имел диалог с Божьим Сыном.
— То лишь маска, такая же, в какой нахожусь я сам, — столь же тихо добавил подошедший мужчина.
На этом сон завершился. Я очень долго думал над ним впоследствии, но так и не смог разгадать истинный смысл сказанных слов.
Тем временем автобус остановился, и я покинул его. Представление о дальнейшем пути у меня имелось, отчего я вскоре уже добрался до дома Мишель, заняв место рядом с ней на диване, за кружкой чая.
Признаться, я до последнего гадал, с какой целью она позвала меня. Мы смотрели старые фотографии Джима, она показывала и рассказывала о своей семье, муже, родителях… Лишь в самом конце я осознал, что она просто одинока и ей не с кем поговорить. Похоже, с тех пор как умер Филипп, она почти ни с кем не общалась.
Я понял, что единственные близкие отношения, которые были у этой женщины в прошлом, закончились весьма плачевно. Всё из-за грехов её сына, а также смерти мужа. Друзья, которых за годы жизни не могло не быть у Мишель, оказались достаточно религиозными людьми, чтобы отвернуться от их семьи, узнав о ситуации с Джимом. И я имею в виду не кoму.
Конечно, это случилось не сразу, но понемногу Мишель и Филипп стали париями, которых перестали куда-либо приглашать.
И всё же я не думаю, что из-за подобного стоит ставить на себе крест. То есть всегда найдутся люди, которым будет плевать не то что на ориентацию сына,
Однако на данный момент Мишель страдала от внутренней скованности. Как и другие представители нашего общества, она окружена миллиардами форм жизни, но при этом умудряется чувствовать себя одинокой. Вот и сейчас, в момент своего отчаяния, метафорически просит у меня руку помощи.
Сейчас — своим разговором, своими неуклюжими попытками найти общий язык — она просит прощения. Но не у меня, не у Джима и даже не у Бога. Мишель просит прощения у самой себя.
Я думаю, у неё получится встать на этот путь. Принять себя такой, какая есть. Пусть она не нашла в себе силы, чтобы воспротивиться решению Филиппа и тем, кто осудил её сына, но никогда не поздно измениться.
— Когда Джим очнётся, — сказала она со слезами на глазах, — я буду рядом. Я приму его, каким бы он ни был, потому что остаток своей жизни хочу прожить без мук и угрызений совести. В мире с ним и самой собой.
Думаю, это не просто слова.
— Может, — продолжила Мишель, — мои слова покажутся тебе глупыми. Всё-таки у тебя нет своих детей, но поверь, это то, через что должен пройти каждый родитель.
Не только детей. У меня никогда не было и жены. Я далеко не стар, чтобы переживать из-за этого. Я не чувствую в себе нужды как-то это менять. Моя жизнь абсолютно устраивает меня, и я приложил немало усилий, чтобы достичь именно этой её формы.
И даже сейчас, поддакивая женщине, я осознаю, что не хочу быть чьей-то жилеткой для слёз. Не хочу решать чьи-то проблемы, не желаю ввязываться в разные приключения и участвовать в этой… жизни.
Пусть из раза в раз я сталкиваюсь с этими трудностями — то с Джимом, то с Элис, то с Мишель, то с Диего… но это скорее исключение, чем правило. Те немногие камешки, которые всё-таки попали в ботинок на моей собственной дороге жизни, полной одиночества и размышлений.
Да, я помогаю им, но сколько из людей никогда не получат моей помощи и даже взгляда?
Наверное, это потому, что моё сердце больше наполнено ненавистью, чем любовью. Похоже, мать всё-таки сумела заразить меня мизантропией. Я ненавижу других людей.
По дороге домой я решаю свернуть и провести ночь в доме моих родителей. Потому что в моём доме развелось слишком много дураков и незваных гостей. Такие люди, как Элис, которые просят помощи в саду. Такие, как Джим, которые без спросу вписывают чужие контакты в анкету для экстренной связи. Такие, как Диего, которые ищут убежища, а потом пытаются скрыть правду и лгут прямо в лицо. Такие, как скудоумная Хэлен, от одного вида которой уже хочется рычать.
Мой дом стал местом, которому я не принадлежу. Проклятые связи опутали меня, заставляя сближаться с другими людьми. Старые знакомые всплывают откуда ни возьмись, переезжают новые соседи, начиная налаживать контакт. Люди внезапно открываются с новой стороны, тем самым обнажая мои чувства, заставляя испытывать новые эмоции, которых я попросту не желаю!
Теперь я сижу здесь. В пустом отчем доме, где вырос. Но даже тут я не ощущаю какой-то причастности. Похоже, для меня вообще нет места в этом мире, полном людей, которых я не могу назвать приятными мне даже на ничтожный жалкий процент.