Моя Заноза. Никому не отдам!
Шрифт:
Но разве это докажешь Семену? Я для него – лишь страшная, худая, тупая идиотка. И ему приходится меня терпеть…
Слезы наворачиваются.
Я не умею плакать! Никогда! Ни за что!
Жмурюсь, чтобы их прогнать. Сглатываю. Щипаю себя за икру – это всегда помогает…
– Тебя скоро отправят в пансионат. Может, хоть чуть-чуть научат уму-разуму… Глядишь, потом и жениха тебе подберем – такого же тощего ботаника…
А Семен как будто чувствует, что зацепил за больное. И продолжает бередить
Я выйду замуж только за него – за Семена!
Кусаю губы, чтобы не проорать это вслух! Ненавижу его, и только его люблю!
Возможно, еще немного Матвея… Но он – это просто друг. И удобный способ дразнить Сёму.
– Эй! Заноза! Ты чего там затихла?!
В наших спорах не бывает пауз: на каждое слово брата я просто обязана бросить десять. Еще более жгучих и болезненных!
Но просто не знаю, что еще сказать. Мне страшно, что нам придется расстаться: а вдруг, пока меня нет, они оба женятся?! И что я тогда буду делать? Сразу топиться, или помучиться немного?
– Стася? У тебя все нормально? Ответь!
Он беспокоится. Слышу, как сильно меняется голос.
Только я знаю, что Сёма бывает добрым. И очень внимательным… Только скрывает это…
– Тут отличная веревка нашлась. И табуретка.
В кладовке есть окно. Только очень высокое, и его сложно открывать… Но если сильно постараться, найти щеколду наощупь… У меня получится сбежать!
– С ума сошла? Ты о чем таком думаешь, Заноза?!
– Я не могу думать. Мозгов-то нет…
Пристраиваю на какой-то ящик перевернутое ведро… Вроде бы, целое и крепкое… Должно выдержать мой смешной, «кошачий» вес…
– Стася, даже животные понимают: жить нужно долго! По максимуму! Для этого большого ума не надо!
– А я не хочу так жить! Без ума и без больших сисек!
И без тебя… Но тебе об этом знать не надо…
Одна нога крепко стоит на ведре, вторая – в воздухе, цепляюсь за пальцами за край окна… А! Нога соскальзывает, ведро летит вниз с каким-то ужасным грохотом, пыль, мусор, швабры, коробки – все разлетается по сторонам…
Дверь вылетает с петель, впуская в каморку свет из коридора.
– Стаська, мать твою, да что же ты делаешь? – В талию впиваются горячие, сильные руки, держат меня на весу. – Разве так можно, девочка?
Боже.
За то, как он меня держит и прижимает к груди… Можно бы умереть и воскреснуть…
Глава 6.2
Крупная дрожь колотит все тело.
Чья она? Моя или Сёмы?
Мы оба трясемся от напряжения, которое никак не хочет отпускать…
Зубы сжимаю, чтобы не стучали – так сильно меня трясет. Но он, все равно, слышит. Замечает…
– Ты замерзла? – Откидывает волосы со лба. Пытается что-то рассмотреть в лице…
В каморке
Я плохо вижу Семена. Он хмурится, не в силах разглядеть меня…
Мотаю головой.
Если скажу «нет» – сразу выдам себя. Начну икать и трястись еще сильнее.
– Ты зачем веревку взяла? Совсем свихнулась?
Мои глаза становятся еще больше. Я больше не могу их таращить – векам больно.
И вообще, так хочется опустить веки, расслабиться, привыкнуть к его теплу… Чтобы потом вспоминать, как это здорово – ощущать объятия Семена… В одиночестве нужно чем-то греться!
– Стася? Алло? Ты как, вообще? Слышишь меня?
Он говорит строго, вроде как старается встряхнуть… А сам – убаюкивает, покачивает, заставляет нежиться и плыть на волнах этих легких движений – вправо, влево, вправо, влево… Так можно вечность провести! И вдыхать, как пахнет его толстовка – чем-то потрясающим, забивающим ноздри, сводящим с ума… Примесь табака, еле заметная… Видела, как он втихаря балуется, пока не видят взрослые…
Ненавижу сигареты! Они вонючие, гадкие!
Но на Семене даже этот запах – как манна небесная…
– Черт. Что с тобой, Стась?
Мягко улыбаюсь в ответ.
– Ты почему молчишь так долго? Ты же не умеешь молчать?!
А зачем сейчас говорить? И о чем?
И так ведь – все здорово?
К чему слова?
– Да она – обдолбанная! Не видишь сам, что ли?!
В наш уютный, полусумрачный, тихий мирок врывается скрипучий голос. Разрывает скрежетом все очарование. Разбивает чудо на тысячи мелких, острых осколков…
– Что?!
Я совсем забыла, что где-то рядом осталась лахудра. Почему-то верила, что она испарилась из дома. Оставила нас вдвоем – на весь дом одних – с Сёмой…
Эта тварь никуда не делась.
И видела все. От начала до конца.
Руки Семена становятся жесткими, взгляд – острым и холодным.
Он теперь не гладит меня, не ищет чего-то во взгляде. Сверлит. Царапает. Делает больно.
– Стася… – И голос его внезапно грубеет. Кадык дергается. Пальцы впиваются в плечи – наверняка, оставят на них синяки…
– Что?
Не верю в эту трансформацию. Боюсь верить.
Неужели все, что было только что… Неужели мне все это почудилось, приснилось?!
– Говори честно: что ты принимала? – Теперь он уже не просит, не сомневается, а открыто требует…
– Свихнулся, что ли?! – Теплые мужские ладони жгут. Превращаются в оковы, повисшие на плечах, стягивающие запястья…
За такие вопросы, между прочим, положено убивать!
– Это ты свихнулась! Откуда мысли про веревку и мыло?! – Он грубо встряхивает меня.