Моя запретная
Шрифт:
Если б знала ты, как хочу я тебя Думал на уроке один парень про себя, про себя На училку русского смотря Молодая девушка еще она была Сразу после института в школу к нам работать пришла И наших пацанов свела с ума
Скажи красавица, чего не нравится Пойми, ведь я всего лишь навсего хочу тебе понравиться Тебе понравиться, тебе понравиться
Скажи красавица, чего не нравится Пойми, ведь я всего лишь навсего хочу тебе понравиться Тебе понравиться, тебе понравиться
На доске пишу очередное правило И случайно написал,
Скажи красавица, чего не нравится Пойми, ведь я всего лишь навсего хочу тебе понравиться Тебе понравиться, тебе понравиться
Скажи красавица, чего не нравится Пойми, ведь я всего лишь навсего хочу тебе понравиться Тебе понравиться, тебе понравиться Песня группы Фактор-2
«Скажи красавица»
Я на ходу меняю пару строчек песни, одноклассники прыскают со смеху и в этот момент я понимаю, что конкретно так переборщил, потому что, не выдержав, Александровна срывается со своего места и зажав рот ладонью, пулей вылетает из актового зала. Я прекращаю играть, откладываю гитару и лечу вслед за руссичкой.
Кажется, моя маленькая шалость выходит из-под контроля. Александровна как раз скрывается за дверью женского туалета, когда я с грохотом вываливаюсь из актового зала. В несколько шагов пересекаю расстояние до туалета и врываюсь в женскую уборную, со всей силы дернув дверь. Александровна подпрыгивает на месте, оборачивается, смотрит на меня большущими, испуганными, а самое поганое — мокрыми от слез, глазами.
— Это женский туалет, Волков, выйди немедленно, — она пытается говорить громко, но голос дрожит.
Я закрываю за собой дверь, делаю несколько шагов к Александровне. Она оглядывается по сторонам, в поисках пути отступления, но я не позволяю ей даже подумать, прижимаю к умывальнику с одной стороны и к себе с другой.
Черт. Как же я скучал по ее запаху и близости. Меня просто уносит в чертов рай.
— Чего ты добиваешься, Волков? Ты хоть понимаешь, что сейчас опозорил меня перед классом.
— Да брось, Ксения Александровна, все и так в курсе, что я от тебя без ума, я этого и не скрывал, — обхватываю пальцами ее подбородок, поднимаю голову, вынуждая смотреть мне в глаза. Слезы в уголках ее глаз мне душу рвут, все-таки я скот.
— Я твой учитель, Волков, я тебе не девочка со двора, пойми ты это уже наконец, иначе я вынуждена буду…
Не могу больше, просто наклоняюсь и затыкаю ей рот поцелуем. К черту. К черту. К черту. Все к черту. Я с ума от нее схожу, дурею просто. Думаю о ней бесконечно.
Она теряется лишь на секунду, а потом начинает колотить меня своими малюсенькими кулочками, все равно что скалу иголкой дробить. Александровна шипит, вырывается из моих рук, словно птичка, оказавшаяся в тисках. А потом по всему помещению разносится звонкий хлопок, эхом отражающийся от стен, и я чувствую яркую вспышку боли.
Пощечина. Александровна зарядила мне чертову пощечину.
Я отпускаю
— Никогда больше не смей так делать! — шипит она, вытирая ладонью губы, а потом, улучив момент, проскальзывает мимо меня и выбегает из туалета, а я стою как дебил последний и улыбаюсь, потому что целовать ее в сотню раз приятнее, чем представлять. И по роже от нее получать тоже приятно.
Глава 7
Егор
— Ты вообще в своем уме? Не пороли мы тебя с матерью, а, видимо, надо было, — отчитывает меня отец посреди кабинет Терминатора.
Спасибо хоть, что с глазу на глаз, без посторонних. Да, не думал я, что моя маленькая шалость поведет за собой подобную цепную реакцию. Ну спел я песню, ну поцеловал училку и чего теперь? Невинный поцелуй, можно подумать… Ой нет, не надо думать…
Вчера Александровна извинилась, сослалась на внезапно возникнувшие семейные обстоятельства и исчезла с горизонта, а сегодня мы с отцом стоим посреди кабинета директора лицея. И если до приезда в лицей я еще сомневался в том, что вины Александровны тут нет, то завидев в кабинете директора историчку нашу пришибленную и информатика, окончательно убедился.
Александровна моя не причём.
Она тоже сторона пострадавшая. Это я понял, когда увидел ее зареванную на выходе из кабинета.
— Это же надо было, с учительницей в туалете зажиматься, с тобой мы дома поговорим, а этой вертихвостке…
— Не смей, слышишь, никогда не смей ее при мне оскорблять.
— Она вылетит отсюда как пробка из бутылки шампанского, и ее ни в одно учебное заведение приличное не возьмут даже уборщицей, — рычит отец.
— Только попробуй и ноги моей дома не будет!
— Егор!
— Она ни в чем не виновата, и ничего из того, что тебе здесь представили, не было. Это я ее обидел, и в туалет за ней пошел, потому что она из-за меня в слезах убежала. Я извиняться пошел, понимаешь, извиняться! Между нами, ничего нет, она мне просто нравится. На этом все. Если у нее будут проблемы — у тебя не будет сына.
— Егор.
— Я тебе ни разу не доставил проблем, я не дебоширил, меня не приводили посреди ночи менты, я провожу дома вечера и праздники, хорошо учусь и занимаю первые места на олимпиадах, я не позорил ни тебя, ни мать. И прошу только одного взамен — доверия, пап.
Я не дожидаюсь ответа от отца, молча выхожу и хлопаю дверью со всей дури.
Неподалеку стоят историчка, информатик и Терминатор.
Я закипаю просто. В том что Семеныч положил глаз на Александровну я даже не сомневаюсь, как и не сомневаюсь в том, что историчка его приревновала. Она давно на него смотрит как на божество какое-то. Привела бы себя в порядок, может, и заинтересовала бы. Нормальная же баба, если бы еще не одевалась как синий чулок и очки эти дебильные заменила на что-то более стильное. Молодая же, старше Александровны, но молодая. Ровесница Семеныча приблизительно.