Моя желанная студентка
Шрифт:
— Мне кажется, или ты рада этому?
— Не то, чтобы рада. Просто я воспитала мужчину, умеющего хранить верность, и, пожалуй, эта мысль меня успокоит.
— Я тоже тебя люблю, — говорю ей, зная, что она ждет этих слов. — Ты там как?
— Выписалась уже. Может, я приеду?
— Нет! — Моя твердость ее настораживает. Черт!
— Так-так-так…
— Мама, правда, не сейчас. Мне надо побыть одному.
— Хорошо… — тянет она многозначительно, и я чуть не матерюсь вслух. А когда завершаю звонок, понимаю, что раз она задумалась о визите, то наверняка нагрянет на днях. И что тогда делать с Вероникой? Может, встретится с Валевским?
“Мои
И вправду, бредовая идея. Старый хрыч не то, что полезет в драку, обвинив меня во всех смертных грехах, он даже слушать не станет.
В магазине я беру пачку прокладок и, вспомнив, про белье, прохожусь вдоль стеллажей, куда отродясь не заглядывал. А чтобы не привлечь внимание продавщицы, покупаю еще шоколад и пачку макарон. Уж лучше сойти за заботливого семьянина, чем извращенца. Так думаю я… Но не молодняк, который завидев в моих руках две пары женских трусиков, хихикают как идиоты. Неужели и я когда-то был таким?
Да уж… Мне все-таки неловко.
Обратно иду быстрым шагом. Почему-то по дороге возникает тревожная мысль: все ли с ней хорошо? Вдруг опять что-то разобьет? А если поранится? А если свалится в обморок? Как же с больными тяжко! Снова провожу параллель с бывшей женой и удивляюсь ее самостоятельности. Хотя, сейчас отчетливо понимаю, что меня не интересовали ее болезни. Идиот. Я вообще редко интересовался своей женой! Значит ли это, что уродом в нашем любовном треугольнике был именно я?
Вхожу в квартиру в прескверном настроение, которое, едва я замечаю свою студентку, тут же улетучивается. Вероника выглядывает из спальни. С мокрых распущенных волос капает вода, на полотенце видны влажные следы, а на ее лице чертовски обаятельный румянец. Да, она болеет, и это не должно быть сексуально, но картина настолько уютная, что я невольно улыбаюсь.
— Я… — произносит она смущенно и замолкает.
— Пройди в ванную, я принесу тебе пакет. Купил все необходимое.
Вероника ступает в прихожую, и при виде ее обнаженных ног мой стояк возвращается.
— Спасибо, — произносит девчонка и сайгаком скрывается за дверью.
Я же, словно околдованный, прохожу в кухню, оставляю продукты и возвращаюсь обратно.
— Кхм, Вероника?
Ответа нет.
— Ника… Ника, все в порядке? Я вхожу.
— Подождите.
Дверь приоткрывается, и смущенная девушка забирает пакет.
— Спасибо.
Я решаю, что на этом моя пытка закончена. Но кто-то сверху думает иначе, потому как что-то падает, Вероника вскрикивает, а я, переволновавшийся, залетаю в ванную.
— Станислав Юрьевич, извините, это… Уронила бутылку с жидким мылом. Сейчас все уберу…
На ней мои спортивные штаны и футболка, сквозь которую видны очертания груди и сосков. А еще запах… Черт! Она пахнет мной…
— Станислав Юрьевич?
Я вспоминаю, как двумя ночами ранее она свела меня с ума своим запахом, и прикрываю глаза. Преподаватели не спят со студентками. Нет, Граф, даже не думай об этом.
— Станислав Юрьевич, — ее горячие пальцы дотрагиваются моей кожи, и от обжигающего прикосновения едва не сносит крышу…
— Ника… — Открываю глаза, и вижу ее лицо в непозволительной близости. Нет. Нельзя. — Будь осторожнее. И загляни потом в кухню, надо что-нибудь перекусить.
Выйдя из ванной, медленно выдыхаю. Взять ее к себе было
Опираюсь о столешницу и невольно матерюсь. Это будет сложнее, чем я ожидал.
Глава 15. Поддержка
Вероника
Я прихожу в себя в уютной, освещенной оранжевым светом комнате. В нос сразу ударяет запах лекарств и пота. Приподнимаюсь на локтях и сонно оглядываюсь, но из-за внезапного головокружения заваливаюсь обратно на подушку, а футболка неприятно липнет к телу. Да и постель насквозь мокрая…
Где я? Последнее, что мне помнится — это злой Станислав Юрьевич за рулем своего автомобиля. Куда он меня привез? Неужели к себе? То, что я не у себя дома, понимаю сразу, всего лишь оглядевшись: вместо белых стен и деревянных поверхностей здесь стоит глянцевый комод, шкаф с большим зеркалом и тяжелые шторы. Видимо, его бывшая жена была любительницей красного цвета. Его обилие давит на мою психику. Стоп!
Я внезапно осознаю, что на этой постели куратор спал со своей женой, и вскакиваю. Взгляд цепляется за знакомые духи от Армани. Такие же, как у моей матери, которая не изменяет своему бренду десятилетиями, утверждая, что он для сильных, амбициозных женщин.
Снова смотрюсь в зеркало, и едва не вою в голос, ведь выгляжу я не лучшим образом. К тому же… Внезапная боль внизу живота вынуждает напрячься, а парой секунд спустя меня накрывает паника. Я все тут изгадила, в том числе чужую одежду. Надо оттереть хотя бы шорты! А потом выйти в магазин… Запоздало вспоминаю, что денег нет, и стискиваю зубы — мои труды полетели коту под хвост. Ну почему я такая глупая? Почему, не подумав, выбежала без денег?
В горле першит, и я решаю сначала выпить воду, а потом убраться. Вряд ли смогу скрыть то, что натворила, так хотя бы не буду свиньей.
В остальной части квартиры темно. И если по коридору я двигаюсь на ощупь, прислушиваясь к шуму, доносящейся из ванной, то уловив очертания кухни, ищу выключатель. Яркий свет больно режет глаза, зато воду я нахожу почти сразу, как и стакан с красивым позолоченным ободком и узором из белых лилий. Правда, стоит мне его наполнить водой из графина, как внезапно кружится голова, и звон стекла разлетается по квартире.
Глаза заволакивает пеленой жгучих слез. Я нахожу совок и начинаю собирать осколки, остерегаясь мелких частиц, чтобы случайно не поранить ступни, но тут слышу шаги.
— Вероника?
Оборачиваюсь и вижу сначала босые ноги, затем топорщащиеся в неприличном месте спортивные штаны, а следом оголенный торс. Невольно сглатываю.
— Станислав Юрьевич?
Куратор проводит полотенцем по мокрым волосам, а затем пытается спрятать свое возбуждение. У него это совсем не получается.
— Ты хотела выпить воды? Присядь пока на стул, я уберу, — говорит он и принимается за уборку, которую не дал мне закончить. Я слежу за каждым его движением, невольно смущаясь видом обнаженного тела. Кажется, будь это кто-то другой, мне было бы все равно. Того же отца я вижу по пояс голым каждый день, но ведь сейчас передо мной Станислав Юрьевич! Он целовал меня, он трогал меня там, куда, кроме мамы в детстве никто не прикасался, и он позаботился обо мне, когда я осталась одна.