Моя желанная студентка
Шрифт:
Я начинаю понимать, почему вчера Вероника не дождалась меня на парковке и, несмотря на непогоду, сидела в одиночестве. Вместо участия на нее навалились ненависть близких и общественная мораль. А в такие моменты, когда человек оступился, ему нужно вовсе не это. Он способен сам сделать выводы, сам достичь согласия со своей совестью и разумом, выбрать правильный путь, пойти вперед, только надо дать ему верный толчок. Все же вокруг в обвинительном жесте ткнули пальцем. Правда, есть надежда, что вчера я сумел достучаться, действуя несколько другими методами.
— Валевская
Судакова снова хмурится.
— Но вы не переживайте, как только Вероника вернется в университет, я побеседую с ней.
— Как бы это не было воспалением хитрости, — качает она головой.
— Сомневаюсь. У нее был высокий жар, — встаю на защиту и тут же демонстративно смотрю на часы. — Простите, Елена Григорьевна, но мне пора в лабораторию.
— Ой! — вдруг жалостливо говорит Судакова. — Я слышала о случившемся. Поговаривают, ваша жена ушла от вас, забрав важный проект. Я не была на съезде, но муж рассказал, что вы собирались в следующем году представить блестящий доклад, но вас бессовестно опередил…
— Это всего лишь сплетни, — прерываю ее, пока она не сказала лишнего. Ведь стоит человеку что-то произнести вслух, как он неосознанно начинает в это верить. — Не верьте всему, что говорят. Всего доброго.
Женщина остается где-то позади, а я, заскочив за своим пальто, спешу покинуть здание университета. Меня все больше раздражает общество женщин. Правда, они же оказывают позитивное влияние на мое настроение. Я начинаю отходить от событий последних двух месяцев, отношусь чуть мягче к людям и с большим интересом к работе. Или это заслуга конкретно одной светловолосой девчонки с невозможными карими глазами? Как она там? Не повысился ли снова жар? Поела хоть что-то?
Я набираю короткое сообщение, уточняя только ее самочувствие, и с нетерпением жду ответа. Однако получаю его только спустя минут двадцать, когда пересекаю черту соседнего района и нахожусь неподалеку от лаборатории.
“Все хорошо, Станислав Юрьевич”.
И все. Больше никаких подробностей.
Провожу параллель с Аней, которая вот так же отвечала, если я проявлял хоть какое-то беспокойство. Разве что не столь официальным тоном.
Кладу телефон на сиденье и, выруливая на парковку, улыбаюсь. Мне сложно представить, как из уст Вероники звучит имя Стас или хуже того ненавистное Стасик, которое меня доводит чуть ли не до икоты, но противостоять в этом вопросе матери — себе дороже.
Звук оповещения привлекает внимание, и я вижу имя Валевской. Не желая гадать, что там, открываю. Короткий текст “Простите” дополняет фотография разбитой чашки. Красной. Значит, принадлежала бывшей. Прислушиваюсь к себе и облегченно осознаю — негативного отклика нет, зато присутствует безразличие: ленивое и циничное. Может, вот так наступает свобода?
Глава 19.
Граф
Чуть позже я захожу в лабораторию. Буров смотрит на мой небрежно накинутый халат и качает головой.
— В последнее время ты плюешь абсолютно на все правила. Понимаю, что вездесущей Ани больше нет, но хотя бы создай видимость, что ты и без нее ответственный человек.
— Перестань, — устало произношу и сажусь на табурет.
Друг снова в спецодежде, копается в веществах, смешивает, колдует. Одним словом — развлекается. Мне же все настолько надоело, что плечи опускаются, одолевает зевота и хочется взять пару дней выходных.
— Выглядишь неважно, — говорит он, оторвавшись от колб.
— Хочу отпуск.
— Я тоже, но расслабляться рано.
— Может, небольшой перерыв? — предлагаю ему, уже заранее зная ответ.
— Студентка поменяла планы?
Нет, такого вопроса я не ожидал.
— Дело не в ней.
— В Ане? Ты уже в курсе новостей? Сочувствую. Теперь это выглядит такой большой глупостью, что мне ее даже жаль.
— Ты о чем?
— Упс. — Серёга отводит взгляд, а после избавляется от очков.
Я жду пока он соберется мыслями, зевнет и нарушит тишину стоном.
— Не хотелось мне быть тем, кто донесет до тебя эту новость! — Я чувствую напряжение, которое вмиг сковывает руки. Оно тонкой нитью закручивается в груди и вынуждает подозревать, что кто-то умер. Иначе как объяснить тень, ложащуюся на лицо друга? — Короче, Аня рассталась со своим хахалем. Так говорит она. А по факту, как только команда Буткова получила активное вещество, записи нашего проекта и образцы, она им стала не нужна. Твоя жена повелась на красивые слова, и слила им все, оставив за бортом не только нас, но и себя. Любовь прошла, завяли помидоры. Бутков, получил билет в светлое будущее и чихать он хотел на женщину за тридцать, которая в будущем может стать помехой.
Я не нахожусь ответом. Это что же получается, причина ее ухода — пустые надежды? Тогда и наш брак не имел смысла, если побег за иллюзией был единственным выходом из токсичных для нее отношений.
— Эй! — Буров машет рукой перед моим лицом. — Прием! Я здесь.
— Ее жизнь меня больше не касается. Я вообще собираюсь взять отпуск и заняться ремонтом.
— Ремонтом? — удивляется друг, а затем начинает хохотать. — Граф, ты себя сейчас слышишь? Какой, к черту, ремонт?
Я тоже начинаю смеяться, аргументируя свое решение ещё большей глупостью:
— Женщины меняют прическу, а я сменю кровать.
— Тебя настолько зацепила девчонка?
— Я не собираюсь с ней спать. По крайней мере, сейчас.
— О-хо-хо! Чувствую, здесь назревает что-то серьезное. — Я пытаюсь развеять его домыслы, но он только разогревается: — Сначала ты ее подвозишь домой, да-да, если я пьян, это вовсе не значит, что ничего не помню. Потом ты ищешь ей врача. А дальше? Приютишь на время?
— Кхм…
— Третья стадия уже наступила?! Ну ничего себе!