Моя жена – ведьма. Дилогия
Шрифт:
Я победно оглядел притихшую толпу и неожиданно поймал себя на том, что краем глаза вижу чернявого Фармазона, пытающегося с головой залезть ко мне в нагрудный карман. Мгновением позже, бросив своего жреца, в тот же карман поспешил и Анцифер. На мой удивлённый взгляд ангел только придушенно пискнул:
– Хозяева пришли!
Статуя Кецалькоатля явственно вздрогнула, а в глазах идола Уицилопочтли заметались зелёные огоньки. Всё помещение заполнил аромат свежесрезанных роз, и я невольно поёжился…
Похоже, нечто подобное ощутили и остальные.
– Человек! – Голос Кецалькоатля был торжественен и благозвучен, как новгородские колокола. – Зачем ты разбудил нас и чего просишь?
– А… э… я на самом-то деле совершенно не хотел никого будить, но раз уж это произошло – примите мои нижайшие извинения! – Мне удалось справиться с пляшущими коленями, а всё прочее приложится…
– Ты не взыскуешь нашей справедливости?!
– Да-а… в общем-то, вроде нет… А что, обязательно надо?
Кецалькоатль умолк, видимо, не нашёл вразумительного ответа. Зато его воинственный антипод сурово показал мне язык и обличил перед всеми:
– Он избил моего жреца!
– Я защищался!
– Как? – опешил Уицилопочтли. – Неужели ты, червь, пытаешься обмануть бога войны?! Я тебе не штафирка штатская, чтоб мне тут… здесь не там, и где вам быстро… На алтарь его, дезертира! Где находится ваш штаб, отвечай!
– Это правда? – очнулся примолкший было добрый бог.
– Что именно? – уточнил я.
– Ну, что ты защищался.
– Правда, я действительно вломил незнакомому жрецу в порядке самозащиты. Ибо его кровавый вид противен любому мыслящему человеку, и я не мог не защищаться от такого чудовищного надругательства над моей психикой!
Тут уж призадумались оба идола. Фразу я им закрутил умную, длинную и, главное, каверзную. Пока ещё разберутся. Люди по-прежнему не шевелились, и я мог спокойно поразмыслить о своём. Боги наверняка общались ментально, так что меня их болтовня не отвлекала…
– Фармазон!
– Нет меня… – глухо ответил нагрудный карман пиджака.
– Мне нужна ваша помощь.
– В добрых делах я тебе не советчик. Вон, лучше белобрысого возьми, а то он мне тут всю голову отсидел…
– Можно подумать, мне тут задницей на рогах удобно! – возмущенно прошипел Анцифер, но не вылез, видимо предпочитая всё-таки сидеть на рогах.
– Не надо добрых дел, совсем наоборот, – шёпотом попросил я, – помогите мне поссорить обоих богов. Пока они будут меж собой разбираться, мы потихоньку удерём.
– Не-е… сам ссорь! Мало ли чего… я за так между молотом
– Ладно, сначала наберём золота, а потом по-тихому… – сразу сориентировался я. После секундного размышления в кармане началась бурная толкотня, и всклокоченный чёрт ретиво взялся за дело. В том смысле, что вылез и исчез, а я вдруг почувствовал, как у меня отчаянно чешется язык…
– Таки ви категорически настроены, шоб я наконец выдал своё чистосердечное мнение. А мне оно надо?! Я ещё имею на плечах то, шо некоторые называют головой, и не претендую на все ваши деньги, но дайте ж пощупать руками мою законную зарплату! А там уж, как говорится, будем посмотреть… – Ноги самостоятельно отбивали несложный ритм классической «семь-сорок». Я покраснел как рак… Что этот авантюрист со мной вытворяет?!
Неожиданно из моего уха вынырнул встревоженный рогоносец и мрачно заявил:
– Есть подозрения, что ты хочешь меня надуть!
– Ни в одном глазу! – слишком поспешно поклялся я.
– Но мы не сумеем вывезти отсюда золото, Кецалькоатль не позволит грабить подданных. А на фига тогда стараться?
– Фармазон, – взмолился я, – взгляните на это дело с другой точки зрения: – вы хотите заработать ещё один орден?
– Намёк понял, – после секундного размышления уловил нечистый. – Сергунь, подвинься, я продолжу…
– Мы решили! – громогласно оповестили боги, разворачивая каменные головы. – Если твоё сердце отдано миру и ты предпочитаешь труд битве, то тебя будет судить Кецалькоатль. Если же душе твоей по нраву звон оружия и кровь убитых врагов, то молись Уицилопочтли. А теперь говори!
– Пани та панове! Звиняйте, щё не усих бачу зараз (зараз, а не зараз! Зараз среди вас не бачу). От цей громадянин шукае – щё у мене на серденьке? Чи добрий свит, а чи червонна мордобитьтя… Щё ж тут казати? Працував я добрым лыцарем и у пана Одина, и з пулемёту стреляв по гарним дивчинам, и з вовков позорних шкирку драв, так щё, вроди, война мени, як мамка ридна! Но – це ж горька судьбина, щё мёдом мени харю не вмазала… Да хиба ж я не чоловик?! Хиба ж мене, як усим, горилки не треба, да сала, да вареников, да бабу справнючую, га? – Когда я поймал себя на том, что уже всхлипываю и утираю скупые малороссийские слёзы, было поздно. В том плане, что Анцифер молча прикрыл ладошками уши и вновь скрылся в кармане, а обнаглевший чёрт у меня в голове потерял всякие остатки совести:
– Вай, генацвале! Что молчим, да? Кецалькоатль – батоно, дай я тебя обнэму и пять тысяч раз пацэлую, как самого дарагова моэго папу! Уицилопочтли – шакал паршивый, да?! Курдюк нэдорэзанный, ишак бэсхвостый, чурка нэрусская! Что глидишь, никогда настоящих джигитов на рынке нэ видел, да?! – с круглыми от ужаса глазами кричал я, отмахивая перед окаменевшими богами бодрые па высокогорной лезгинки. Местная публика боялась оторвать лбы от пола, меня они явно считали бесноватым. Ну, собственно, так оно и было… С той лишь разницей, что я был одержим личным бесом, по собственному желанию. А Фармазон вдруг уронил меня задницей на холодные плиты и, скрючив ноги на азиатский манер, нудно загнусавил, подвывая на каждом предложении: