Моя жизнь под землей (воспоминания спелеолога)
Шрифт:
Ликси тоже никогда не спускался в пещеры. Он должен был присматривать и руководить маневрами с веревками и лестницами, когда мы спускались в пропасть.
Марокко, а особенно Средний Атлас, богатый подземными полостями, и мы впервые в этой стране предприняли спелеологические исследования. Вскоре мы занесли на свой счет две самые глубокие пропасти в Африке — Кеф-эль-Сао и Фриуато. [26]
Каждый день мы совершали экскурсии по очень сильно пересеченной местности и спускались во множество пропастей. Отсутствие спутников под землей нам не очень мешало, так как мы продолжали действовать в Атласе так же, как в Пиренеях. Нас просили то отыскать
26
Н. Кастере в книге "Десять лет под землей" (М., Географгиз, 1956, стр. 97) указывает глубину 210 м как наибольшую, достигнутую в карстовых пропастях Атласа. В комментариях к русскому изданию этой книги нами указано, по спелеологической сводке Ф. Тромба (F. Trombe. Traite de speleologie. Paris, 1952, p. 352), на значительно более глубокую (539 м) пропасть Ану Буссуй в хребте Джурджура в алжирской горной области Кабилии. Для пропасти Фриуато теперь указывают глубину 305 м
Что касается приключений и происшествий, не вошедших, правда, в отчет, но обогативших наш опыт и хорошо запомнившихся, то в них недостатка не было.
Ввиду исключительного изобилия подземных полостей, которые надо было исследовать, мы решили действовать порознь, разделив наши обязанности. Это позволило увеличить число исследованных пещер, но в свою очередь увеличивало трудности, а также возможность любых случайностей: ведь Ликси никак не мог разорваться пополам!
Однажды я спустился в пропасть Улад-Айах на глубину ста двадцати метров и стал исследовать ее ходы. Вернувшись к нижнему концу вертикального колодца головокружительной высоты, я с удивлением и некоторым волнением увидел, что моя лестница из стальной проволоки исчезла! Ее вытащили из колодца по какому-то неправильно понятому распоряжению.
Всеми заброшенный, я пребывал на дне пропасти, и мои сигналы, подаваемые свистом, оставались без ответа. Я пытался представить себе все мыслимые мотивы и немыслимые причины в оправдание такого поступка. В конце концов лестницу мне бросили, но так грубо и неловко, что за лестницей посыпались камни, которые могли сломать оборудование.
Подъем оказался страшно трудным и опасным. Носильщики вяло тянули вверх страхующую веревку, она все время провисала, и мне приходилось с неслыханным трудом подниматься собственными силами по стодвадцатиметровой лестнице, которая качалась над черной пустотой. Выбравшись на дневную поверхность, я растянулся обессиленный на земле, так и не узнав, что же, собственно, произошло.
Выше я говорил, что носильщики не хотели и не смели спускаться под землю. Однако один из них, по имени Фрегато, который был более храбрым и развитым, чем другие, спускался с нами во многие гроты. Однажды он решил превзойти самого себя и потребовал, чтобы ему разрешили спуститься по электроновой лестнице в вертикальный колодец, на что до тех пор он не отваживался.
Надев на него пояс пожарного с крепким кольцом и показав ему много раз, как вдевать в это кольцо карабин от страхующей веревки, я сначала спустился сам, должным образом подстрахованный, и вскоре ко мне присоединилась Элизабет на дне первого вертикального колодца семидесятиметровой глубины, которым начиналась эта пропасть. В этой пропасти мы затем спустились до глубины ста сорока метров.
По условному свистку наш переводчик и другие носильщики начали спускать Фрегато, привязанного к страхующей веревке.
Наш ученик спускался довольно ловко, хотя и наградил нас своими babouches, [27]
27
Babouches? туфли без задка и каблука. (Прим. перев.)
Широкий бело-красный пояс, которым он очень гордился, был надет как полагается, поскольку мы его надевали сами, ацетиленовая лампа висела на предназначенном для этого крючке, но кольцо, в которое мы учили его вставлять карабин от веревки, было пусто! В последнюю минуту по какой-то необъяснимой причине Фрегато решил, что лучше прикрепить карабин к ветхой и размочаленной петлице своей куртки.
Наш носильщик отважился на свой первый спуск в пропасть без какой-либо другой страховки, кроме моральной и иллюзорной надежды на свою петлицу. Мысленно мы поздравили себя, что на голову нам падали только babouches.
В другой раз, когда я только что вышел из грота, где обнаружил гуано, увидел бежавшего ко мне одного из носильщиков, ушедшего с Элизабет, единственного знавшего несколько слов по-французски. Больше жестами, чем словами, он пытался объяснить мне, что Элизабет встретилась в пещере с каким-то животным, по-видимому очень страшным, судя по его выразительной, однако малопонятной мимике.
Гиена? Шакал? Я ничего не мог понять. Но все же не пантера, надеюсь! Хотя мне было известно, что в нашем секторе пантера водилась. Я бегом отправился вместе с бербером до входа в пещеру и нашел жену, сидящую под сенью перечного дерева, в добром здравии, но с перевязанным коленом, на которое была наложена повязка с сулемой. Она никого за мной не посылала, носильщик побежал звать меня по собственной инициативе. Пробираясь ползком по узкому ходу, Элизабет напоролась на иглу дикобраза, которая глубоко вошла ей в колено. Эти животные часто встречаются в пещерах.
Иглы дикобраза считают ядовитыми, и действительно у жены образовался большой нарыв, доставивший ей много страданий; из-за него ей пришлось отказаться от участия в заключительной части нашей кампании.
Берберы обычно ходят босиком и хорошо знают, какие неприятности приносят колючки дикобраза, и потому один из них решил меня поскорее предупредить: он приписывал мне, так же как и вообще всем французам, знакомство с хирургией. Кроме того, в Тазе меня снабдили маленькой аптечкой и, главное, пилюлями хинина, которые мне надлежало раздавать во внутренних областях Марокко, в случае если мне попадутся кочующие бедуины.
Наша "подземная кампания" в горы Атласа дала нам очень много и была весьма полезной, поскольку теперь мы могли сравнивать карстовые явления Пиренеев и Атласа. Кроме того, она явилась для нас источником разнообразных знаний об этой привлекательной пустынной стране с ее дикой красотой. Берберы, гордые полукочевники, вызвали нашу горячую симпатию, особенно неожиданным и трогательным, очень характерным для них качеством — удивительной любовью к маленьким детям.
XXIII
Двадцать пять лет с летучими мышами
Весной 1936 года профессор Бурдель из Парижского музея естественной истории вручил мне сотню алюминиевых колец, чтобы я окольцовывал встречающихся мне в пещерах летучих мышей. При этом он сказал, что о жизни и повадках этих маленьких животных известно очень мало и было бы интересно кольцевать их более или менее регулярно, чтобы точнее определить продолжительность их жизни, которая, как полагают, достигает трех или четырех лет.