Моя жизнь со Старцем Иосифом

Филофейский Ефрем

Это был не первый случай, когда мы получили утешение от молитвы Старца. И пусть никто не говорит, что это естественно для послушников — ощущать благословение своего Старца. Конечно, и это — правда, и блаженны те, кто имеет доверие к своим духовным отцам, молитвами которых они, воистину, покрываются.

Но в нашем случае происходило нечто иное, более высокое и значительное. Одно дело, когда послушник по своей вере и благоговению черпает таинственным образом помощь благодати в самых обычных обстоятельствах, так что спасается от опасностей и трудностей, получает извещение в разных безвыходных ситуациях и вообще получает

некое таинственное благословение быть хранимым во всем. Это бывает с каждым истинным послушником, так что и Старец его может не знать об этом и будет удивляться благословению Божию, когда услышит от него про эти события. И другое дело, когда Старец сам посылает, как власть имущий, благодать и благословение своему ученику, сколько и когда хочет, по своему ведению и воле». [152]

152

. . . 123–124. Ср.: Монах Иосиф. Старец Иосиф Исихаст. С. 91–93.

* * *

После 1953 года отступили бедность и послевоенная неустроенность, и отец Иосиф смог наконец постоянно жить вместе со Старцем, к чему стремилось его сердце. Теперь он мог заниматься рукоделием здесь.

Сперва он жил в келлии, которая была отведена для отца Ефрема, когда тот приходил служить литургию. Поэтому два раза в неделю, а то и больше, отцу Иосифу негде было спать. Но эта проблема разрешилась, когда Старец отдал ему свою келлию, после того как построил себе отдельную маленькую каливку, стоявшую в двухстах метрах дальше, в пустыне.

Старец Иосиф построил себе отдельную каливку потому, что разговаривал по вечерам с отцом Арсением и так нарушалось его безмолвие. Калива была столь незамысловато устроена, что разрушилась через несколько лет после его смерти. Но там Старец наслаждался, по его собственным словам, «чудесным безмолвием».

Глава восьмая. ЧЕЛОВЕК ЛЮБВИ

Любовь Старца

Старец Иосиф достиг вершины жизни во Христе — Божественной любви. В конце своего сочинения «Письмо исихасту-пустыннику», которое он написал для безмолвников, он объясняет, что «заповедь любви, осуществляемой делами ради взаимной братской любви, — это одно, а другое — это энергия Божественной любви», которую обретают только совершенные. Затем он описывает путь таинственного восхождения, на котором он сам обрел Божественную любовь: «И если мы ходим в простоте, и храним заповеди, и со слезами, в терпении и постоянстве усердно просим, и хорошо, как Моисей, стережем Иофоровых овец, то есть благие и духовные движения ума и помыслы, при зное дня и холоде ночи постоянных войн и искушений, и сокрушаемся от усилий и смирения, тогда мы удостаиваемся видения Бога и купины, пылающей в наших сердцах от Божественного огня любви и неопаляемой. И, приблизившись к ней умной молитвой, мы слышим Божий глас, говорящий в таинстве духовного ведения: Изуй сапоги от ног твоих (Исх. 3:5). То есть сними с себя всякое своеволие и попечение этого века и всякое ребяческое мудрование и подчинись Святому Духу и Его Божественной воле, ибо место, на немже ты стоиши, земля свята есть (Исх. 3:5).

И когда все это будет снято, принимает на себя человек предстательство за народ и несет казни фараону, то есть рассуждение и управление Божественными дарованиями и победу над бесами. И затем получает Божественные законы. И не на каменных скрижалях, как Моисей, которые ветшают и разбиваются, но божественно начертанные Святым Духом в наших сердцах. И не только десять заповедей, но сколько вмещают наши ум, ведение и естество. И затем входит человек во внутреннейшее завесы (Евр. 6:19).

А когда осеняет Божественное облако в огненном столпе

любви и он становится весь огнем и не в силах более этого выносить, тогда Божественное действие любви взывает к Источнику любви и говорит человеческими устами: „Кто может разлучить меня со сладкой любовью Твоей, Иисусе?“ И, вдобавок, в веющем дуновении, в теле или без тела — Бог знает, внутри жилища или вне его, на воздухе, — Бог знает, — это знает лишь тот, кто видел, — весь ставший огнем от огня и изливая слезы любви, с удивлением и изумлением взывает: „Останови, сладкая Любовь, воды Твоей благодати, ибо соединение моих членов распалось!“ И когда он говорит это в веющем дуновении Духа с Его чудесным и неизреченным благоуханием, замирают чувства и невозможно никакое телесное движение. И весь плененный, связанный молчанием, он только удивляется богатству славы Божией, пока не уйдет Божественный мрак». [153]

153

Письмо исихасту-пустыннику.

После того как он сам приобрел неисчерпаемый Источник любви в своем сердце, любовь источалась и изливалась на всех вокруг него и на весь мир. Старец нам говорил, что тому, кто молится в духе и истине (Ин. 4:23–24), дается во Христе любовь к ближнему.

От большой любви он сам был готов пострадать за других. И поэтому иногда говорил: «За твои грехи перед Христом отвечать буду я, я буду отвечать!»

* * *

Беспредельная любовь Старца к людям выражалась в двоякой милостыне — телесной и душевной. В первом случае он давал другим, что мог: пищу, одежду, место для ночлега. А во втором — заботился об их спасении прежде всего своими непрестанными молитвами и многочисленными письмами.

Старец постоянно заботился о некоторых немощных старцах в пустыне, посылая им все необходимое, в том числе приготовленную пищу. Он столь свободно давал другим, например, муку, что иногда остальные отцы нашей общины роптали, потому что оставшегося не хватало нам самим. Но его это не беспокоило, потому что у него была вера в Промысл Божий.

* * *

По своей любви Старец принимал и кормил всех нищих, которые к нему приходили. А приходили многие: старец Модест, старец Евстратий, один мирской дедушка Яннис и многие другие. Одинокие и нищие, они приходили к Старцу ради тарелки еды. И Старец был щедр на милостыню и любовь. Кто бы к нему ни заходил, он его усаживал поесть.

Старец им готовил. Обжигаясь, жарил им треску, а они сидели, как турецкие паши, и ели.

Я занимался рукоделием. У меня болела грудь от работы, уже не было сил, я стал чахоточным.

— Ты, дитя мое, трудись понемногу над рукоделием. Если еще и ты не будешь трудиться, что с нами будет?

— Старче, я убиваюсь над рукоделием, ты — обжигаешься над плитой, еще и эти люди у нас здесь…

— Молчи, молчи. Не трогай их. Ничего страшного, трудись, чтобы иметь себе награду.

— Буди благословенно.

Когда Старец раздавал им треску, один из них хватал себе хвост, потому что он, как известно, вкуснее. Другой тоже старался его не упустить. И они начинали ругаться.

— Слушайте, прекратите это дело! — говорил Старец.

Все это было нелегко, но по своей любви Старец не мог поступать иначе.

* * *

Один монах, познакомившийся со Старцем незадолго до его блаженной кончины, рассказал нам, что увидел святость Старца в его любви к ближнему. Особенное впечатление произвел на него следующий случай, свидетелем которого он стал и о котором рассказал нам: «Из Сифонии, находящейся напротив, на другой стороне залива, пришел к Старцу один человек и принес полсотни яиц. Он, бедняга, был совсем нищим. Он пришел к Старцу, чтобы получить за яйца немного денег. Келлия Старца была высоко, поднимаясь туда, он споткнулся и разбил яйца. Дошел он до калитки. К тому времени мы уже поели и пошли спать перед бдением. Тот начал стучать в калитку. Старцы отдыхали у себя в келлиях, а тот стучал. Старец сказал отцу Арсению: