Моя жизнь среди парней
Шрифт:
– Конечно, – ответила она. – А теперь выметайся отсюда. Мне нужно обучать Чарли.
– Ладно. Хорошо. – Скай направилась к служебному помещению, как вдруг мне в голову пришла одна мысль.
– Вы родственники?
– Ох, нет. Мать бросила ее, когда она была маленькой. – На лице Линды вспыхнула жалость, когда она посмотрела на дверь, за которой только что скрылась Скай. – Просто ей нужно больше любви. Вот и все.
У меня перехватило дыхание. И как Линда воспринимает отсутствие матери? Как недостаток чего-то? Я ничего не ответила, да и не надо было. Линда заполнила тишину разъяснением
Два часа пролетели незаметно. Вновь переодевшись в свою обычную одежду, я сложила новые вещи в рюкзак и взяла ключи от машины.
– Жду тебя в субботу в десять, Чарли. – Линда призадумалась. – Это прозвище?
– Это сокращение от Шарлотты. Чарли мне больше подходит.
– Это точно. – Она указала на рюкзак с вещами. – Можешь носить их дома, они легко стираются в машинке.
– Мм… да… – Я пожала плечами. – Если братья увидят меня в этой одежде, то засмеют.
– Каждый живет своим умом, малышка.
Не в моем доме. В моем доме мы постоянно лезли друг другу в головы. Было трудно не поддаваться влиянию братьев.
– Ну да.
Со связкой ключей в руке она последовала за мной к двери – очевидно, чтобы закрыться.
– А как же твоя мама? Уверена, ей понравится эта одежда.
В голове всплыл жалостливый взгляд Линды, когда она сказала, что у Скай нет мамы. Я очень хорошо знала этот взгляд. Видела его прежде. Он всегда следовал за фразой «Моя мама умерла, когда мне было шесть». Эта фраза была точкой отсчета. Далее следовали соболезнования, а затем этот взгляд. Иногда взгляд задерживался на месяцы и появлялся у людей при каждой встрече со мной. Сложно сказать, что хуже: этот взгляд или когда он наконец исчезал и воспоминание о моей истории растворялось в затаенных уголках чужих мозгов. Как они могли забыть, когда я не могла?
Но вообще-то я давненько уже не видела этот взгляд. В моем окружении все знали о маме. Мы почти всегда жили в одном доме и ходили в одну школу.
Я хотела уйти от ответа, но внезапно произнесла:
– Моя мама, как и я, не разбирается в моде. – Мое лицо покраснело, я развернулась и вышла на улицу.
Я только что притворилась, что моя мама жива? Более того, я одарила ее своим чувством стиля. Хотя знала, что это ложь. Я видела много ее фотографий и точно знала, что она всегда выглядела потрясающе. Ее образ в моей памяти был взят с фотографии, на которой мама в длинном желтом сарафане стоит на пляже и смотрит на волны.
Но я не знала, какой она была вне фотографий. Раньше я задавала папе много вопросов о ней, но когда подросла, то заметила, что ответы сопровождались грустными взглядами, и перестала спрашивать. Я перестала спрашивать задолго до того, как смогла задавать вопросы, которые на самом деле имели значение. Интересно, появится ли у меня когда-нибудь причина или храбрость, чтобы вновь поднять эту тему.
Глава 7
Впервые за очень долгое время я проснулась от ночного кошмара. Мои руки тряслись. Я сжала их в кулаки и скрестила на груди, чтобы унять дрожь.
Кошмары всегда начинались одинаково: моя мама укладывала
Но иногда была какая-то бессмыслица: руки из дождя разрывали маму на пороге моей спальни, мгновенно растворяя ее; сильный ветер сносил крышу с нашего дома и засасывал маму в ночь. В сегодняшнем кошмаре мама стояла перед нашим домом в белой ночнушке, а дождь кровавыми порезами истязал ее тело, пока она не рухнула на мокрую траву в окрашенной красным ночнушке. Я не могла отвести взгляд от ее безжизненной руки.
Новая работа лишила меня вечерней пробежки, и в моем теле еще бурлила энергия. Нужно составить новый график пробежек по вторникам и четвергам. Папе не нравилось, когда я бегала одна на ночь глядя, но братьев редко удавалось уговорить составить мне компанию.
Я уставилась на потолок, размышляя, что еще выкинет мое подсознание, если снова засну. Завтра мы собирались поиграть в баскетбол на школьной площадке. Скорее бы уже наступило утро.
Часы показывали лишь три ночи, и теперь мои расшатанные нервы не давали мне уснуть. Я вылезла из кровати и спустилась вниз. Сначала прошлась по кухне, затем вышла на улицу. До того как четыре года назад мне открылся удивительный эффект от пробежек, я много времени проводила в тишине заднего двора.
Медленно прогуливаясь по плитке вокруг бассейна, я вглядывалась в темную воду, по которой вдруг скользнул свет фар – грузовик мистера Льюиса подъехал к соседней двери. Что-то он поздно вернулся. Пару минут спустя наверху зажегся свет, и раздались крики.
Я отошла назад, чтобы было лучше видно второй этаж. Загорелось еще несколько окон, а потом хлопнула задняя дверь. Заглядывая в щели в заборе, который разделял наши дома, я увидела, как вышел Брейден в боксерах и наспех накинутой футболке, измятой внизу.
– Пс… – позвала я. – Брейден.
Он огляделся вокруг, а потом уставился на забор, не видя меня, но определенно зная, что там кто-то есть.
– Гейдж? – спросил он.
– Нет, это Чарли. Что происходит?
Брейден подошел ближе:
– Где ты?
Я подняла руку над забором, чтобы он пошел ко мне.
– Ты в порядке?
Он сел и прислонился спиной к доскам. Я сделала то же самое.
– Отец только что пришел… приехал домой… пьяный в стельку. Жаль, что твой папа не поймал его за рулем и не арестовал.
– Почему он будит тебя и маму в таком состоянии?
– По-видимому, хорошо набравшись, он вспоминает все, что ненавидит в нас, и непреодолимо желает поделиться своими чувствами.
– Отстойно. – Ночь была такой теплой. Я вдохнула полной грудью и потянула за веревочку на моих хлопковых штанах. – Значит, ты выходишь на улицу, когда он в таком состоянии?
– Да. Когда я ухожу, он потихоньку остывает. Жаль, что после стольких лет мама до сих пор этого не поняла.
Мы замолчали, оставив в ночи только приглушенные крики из его дома.