Моя жизнь. Мои современники
Шрифт:
Это был корниловец героического периода борьбы первых добровольцев, имевший репутацию храброго солдата. Он обладал даром слова и на собрании, устроенном в его честь союзом «За Родину», произнес либеральную речь, в которой говорил о борьбе за свободу, желании дружно работать с общественностью и т. п. Речь была в общем довольно банальная, но, произнесенная человеком в военном мундире, произвела впечатление и была покрыта аплодисментами.
Боровский сумел понравиться и крымскому правительству, отношения которого с командованием Добровольческой армии после прибытия его в Крым несколько улучшились. Вскоре, однако, обнаружилось, что надежды, связывавшиеся у нас с переменой командования, не оправдались. В сущности, все осталось по-старому, а генерал Боровский обнаружил в своей деятельности столько недостатков, что через небольшой промежуток
В середине марта большевики заняли северную Таврию и подошли к Крымскому полуострову. Настроение в Крыму стало тревожным. Происходившее в Симферополе 18-го марта земско-городское совещание поинтересовалось узнать о положении Крыма от самого командующего армией. Генерал Боровский прибыл на заседание совещания и произвел на гласных чрезвычайно благоприятное впечатление. На все поставленные ему вопросы об угрожавшей Крыму опасности он четко и категорически заявил, что подступы к Крыму вполне удовлетворительно защищены и что всякая попытка Красной армии форсировать перекопские или сивашские укрепления безусловно будет отбита.
В это время крымское правительство, не полагаясь на слабые силы Добровольческой армии, вело переговоры с союзным командованием о высадке десанта иностранных войск. Союзники, уже вскоре после занятия Севастополя, высадили небольшие отряды английских и французских войск, наблюдавших за порядком в этом городе. Но на просьбу усилить десантные отряды французский верховный комиссар в Константинополе, адмирал Амет, ответил, что новый десант давно был бы в Крыму, если бы этому не воспротивился генерал Деникин.
Едва ли адмирал Амет позволил себе сказать неправду, и не верить ему не было оснований. Поэтому можно себе представить, какое ошеломляющее впечатление произвел ответ Амета на правительство. Чем руководствовался генерал Деникин, препятствуя высадке союзнических войск в Крыму? Возможно, конечно, что у него были соображения стратегического характера и что десант в Крыму как-то нарушал его стратегические планы. К сожалению, как будет видно из дальнейшего изложения, скорее приходится предположить, что им руководило просто раздражение против крымского правительства, нарушившего условия своих соглашений с Добровольческой армией. Непосредственное обращение к союзникам за помощью несомненно не входило в его компетенцию и являлось с его стороны вмешательством в военные дела. Но, с другой стороны, могло ли крымское правительство, ответственное за безопасность Крыма перед населением, поступить иначе, ясно отдавая себе отчет в том, что ничтожными силами Добровольческой армии Крым отстоять невозможно?
Если члены земско-городского совещания поверили голословному утверждению генерала Боровского о прочности крымских укреплений, то у более осведомленного правительства было достаточно оснований отнестись к ним с недоверием.
Чтобы противостоять значительно большим силам Красной армии, личная храбрость добровольческих полков была недостаточна. Конечно, штурмовать Крым, соединенный с материком лишь двумя мостами через Сиваш и узким Перекопским перешейком, представлялось задачей нелегкой, но для того, чтобы сделать ее невыполнимой, нужно было все-таки укрепить подступы к Крыму. Крымское правительство отпускало на укрепление Крыма Добровольческой армии крупные средства, и на вопрос о том, как идут фортификационные работы, министры всегда получали успокоительные заверения штаба. Но когда С. С. Крым однажды пожелал сам поехать на фронт, чтобы в этом убедиться, то ему ответили, что такая поездка недопустима, ибо она нарушила бы обязательство правительства не вмешиваться в военные дела.
Между тем, С. С. Крым получил с фронта достоверные сведения, что там никаких укреплений не имеется.
Наконец, перед лицом уже надвинувшейся опасности разгрома своей армии, генерал Боровский должен был сознаться, что Крым не укреплен, и потребовал ассигнования в его распоряжение крупных денежных средств на крепостные работы. Правительство ответило, что оно хочет само заняться возведением укреплений, ибо средства, которые оно до сих пор ассигновало, не шли по назначению, и поручило это дело инженеру Чаеву.
Конечно, о строптивости крымского правительства к генералу Деникину немедленно полетело донесение, и сейчас же от него пришла срочная телеграмма, которую привожу дословно: «Крымскому правительству, копия генералу Боровскому. В тяжелую минуту, когда Крыму грозило неизбежное порабощение
В этой телеграмме прорвалось давно накопившееся раздражение Деникина на крымское правительство, основанное на целом ряде недоразумений. Но, как бы оно ни было велико, нельзя не признать угрозу раскрытия фронта совершенно недостойной этого большого русского патриота, к которому до сих пор я отношусь с величайшим уважением и симпатией.
В самом деле, если бы он действительно был прав в том, что правительство приносит вред армии и творимому ею делу, он должен был, как диктатор, просто произвести в Крыму государственный переворот. Ставить же благосостояние и жизнь населения Крыма в зависимость от хорошего или дурного поведения крымского правительства — было почти преступно.
Едва ли Деникин один, ни с кем не посоветовавшись, решил послать вышеприведенную телеграмму, которая лишь свидетельствовала о мелочности и слабости власти, именовавшейся военной диктатурой.
Крымское правительство сделало надлежащий вывод из полученной телеграммы. Оно заявило генералу Боровскому, что готово отказаться от власти и передать всю полноту ее командующему Крымско-Азовской армией, как представителю генерала Деникина. Иначе поступить оно не могло: противиться ультиматуму оно не имело права перед населением, принять же ультиматум под угрозой раскрытия фронта было ниже его достоинства.
Боровский, однако, сам не очень был склонен взять на себя всю ответственность власти и, после переговоров с С. С. Крымом, послал Деникину срочную телеграмму следующего содержания: «Доношу, что по получении вашей телеграммы председатель Совета министров посетил меня. Результаты: Совет министров готов в каждую минуту выйти в отставку для пользы дела, приняв на себя инициативу перед населением, дабы не возбуждать его против Добрармии. Последние постановления (об укреплении Крыма) следует рассматривать как результат не вполне понятого заявления начальника штаба о необходимости принятия мер к подготовке эвакуации. Заявление создало представление о полной безнадежности положения. По заявлению председателя, Совет министров всегда готов отменить свои постановления, готов отказаться от власти, стоя твердо на платформе общей государственности и преследуя только цель воссоздания великой единой России. В настоящее время, по условиям местной обстановки, введение военного положения в краю считаю невозможным, ибо все мои силы выдвинуты к линии фронта, а без этого таковая мера принесла бы вред, а не пользу, ибо произойдет покушение с негодными средствами и рассорит нас с союзниками. Выход: под моим председательством образуется комитет обороны, члены которого — председатель Совета министров, начальник штаба армии, министр внутренних дел, военный министр и главноуполномоченный от краевого правительства по снабжению армии для обороны, инженер Чаев, человек деятельный и весьма полезный для настоящего дела. Находя настоящие предположения наиболее соответствующими обстановке, убедительно прошу утвердить их и отменой своего последнего распоряжения дать удовлетворение правительству, выразившему полную готовность работать на пользу Добрармии, как единственной силы, могущей спасти родину. Жду срочного ответа. Генерал Боровский».