Моя жизнь. От зависимости к свободе
Шрифт:
Край батыров и акынов
Такова была слава нашей родной земли, но не менее громкой была и слава ее сынов. Один из наших легендарных предков – Карасай Алтынайулы. В казахской истории много таких людей, имена которых стали кличем целого племени. Подобно кличам «Акжол!», «Бекет!», «Бахтияр!» в нашем краю на неприятеля бросались с кличем «Карасай!». Имя нашего славного предка превратилось в боевой клич после того, как в одном сражении он прорвал вражеское окружение и водрузил знамя на Суыктобе. Жамбыл воспевал его так: «Предок мой легендарный Карасай, от его мощной поступи дрожали горы и степи». Карасай – батыр древности. Он жил намного раньше «лихой годины», выпавшей на долю казахов в результате джунгарского нашествия, в первой половине XVII века был одним из руководителей казахского войска. Его имя тем дорого для казахской истории, что он участвовал в битвах, происходивших в разных регионах нашей страны. Известна крепкая дружба Карасая и Агынтая из рода аргын, они оба погибли в одном бою и были похоронены в одной могиле в Сарыарке, на холме Кулшынбай в Айыртауском районе Кокшетауского региона. В первые годы независимости на могиле двух батыров
У казахов принято знать своих предков до седьмого колена. И это не просто этническая особенность казахов. Преимущества данного принципа, то есть запрета жениться на девушке до седьмого родственного колена, доказаны современной медициной. Это одна сторона вопроса. Вторая, более важная сторона – необходимость наличия у народа тесного родственного начала. Через понятие о семи предках в каждом казахе укреплялось священное чувство, что мы дети одного рода. Известно, что каждый желает видеть в своих предшественниках только хорошее, найти в них лишь добрые примеры для подражания. Даже сама мысль о том, что последующие поколения будут оценивать их критически, призывала людей к ответственности и к деяниям, достойным похвалы. Осознание того, что мы – прямые потомки Карасай-батыра, обязывало к героическим свершениям. Я тоже с рождения воспитывался в этом духе. Тем, кто интересовался моей родословной, я бойко отчеканивал: «Карасай – Кошек – Айдар – Мырзатай – Кенбаба – Едил – Сапакбай – Назарбай – Абиш».
Наш регион почитают как край батыров и акынов. Видимо, не зря говорится в народной песне, что «В Екее пятьдесят баксы, восемьдесят акынов, // Ездят они на хороших скакунах. // Под звуки кобыза и домбры // Часто устраивают праздничные торжества». Суюнбай, которого Ауэзов называл «золотым стержнем жетысуских акынов», и Жамбыл, по определению Горького, «Гомер ХХ века», являются гордостью всего казахского народа. С детских лет мы боготворили Жамбыла, знали наизусть его творения. Конечно, так делали все казахи, но все же он особенно близок к нам, поскольку родился недалеко от нашего аула, у подножия гор Алатау. Наверное, никто из казахов в новое время так не прославился, как Жамбыл. Его имя не сходило с уст людей. И совхоз, и колхоз, и школа носили имя Жамбыла. Этим именем были названы и город, и область. Не говоря о его известных стихах, включенных в книги, учебники, взрослые часто упоминали о его айтысах. Его поэтическое мастерство действительно было непревзойденным.
Сам я не отношу себя к числу людей, наделенных поэтическим даром. Да, бывает порой, что чувства, волнующие душу, перевожу на язык стихов. На некоторые из них даже сложены мелодии. Мои помощники собрали мои стихотворения и издали отдельной книгой. Многие певцы исполняют песни «Моя Родина» (музыка Бекболата Тлеухана), «Ушконыр» (музыка Алтынбека Коразбаева). Есть у меня и свои песни. Самая первая называется «Шубарат». В 1973 году по моей инициативе в Темиртау были приглашены несколько человек из редакции газеты «Социалистік ?аза?стан», все областные собкоры. Банкетом, организованным для журналистов, руководил я сам и тогда исполнил под домбру свою песню «Шубарат». Журналист Уахап Кыдырханов, находившийся в тот момент там в служебной командировке, позже опубликовал в печати следующие слова этой песни: «Алатау – родная земля, родина моя. // Скучаю по нежному ветерку. // Да, в почете я в милой Сарыарке, // Но родной край разве забудет джигит?!» Песня «Шубарат» родилась в долгие годы моей работы в Темиртау, Караганде, когда скучал по родной стороне. Я писал: «Шубарат у подножия Алатау, // Там, где находится Шамалган. // Хоть нашел я любимую в Сарыарке, // Родная земля, всегда я сердцем с тобой!» Поэтому рассматриваю ее только как проявление своего настроения. По возможности стараюсь читать поэтические сборники. А что касается влияния предков, то надо сказать о том, что в наши детские годы в ауле каждое празднество, любой той не проходили без айтыса. Причем зачастую это принимало весьма динамичный характер, между делом исполнялись песни, кюи. Правда, о танцах не помню.
Хотя, если человек не занимается литературой, что мешает ему писать стихи? Какой казах не обладает таким свойством? Мастерами изложения своих мыслей в стихотворной форме были мой отец Абиш и мать Альжан. Они являлись простыми сельскими тружениками, но на тоях, даже дома, часто переходили на рифмованную речь. Лично мне эта способность, кажется, передана от родителей. Особенно моя мать была веселым, открытым, острым на язык человеком. В любой ситуации она, что называется, не лезла за словом в карман. Никогда не сетовала на какие-либо недостатки в доме, довольствовалась тем, что есть, была добродушной. И петь умела удивительно. Любой той в ауле не начинался без нее, всегда ждали ее прихода. Сверстники отца тоже часто вспоминали о его способности импровизировать. Мой одноклассник Садуакас Есимбай написал книгу воспоминаний о нашем детстве. В ней он пишет: «Наш отец Абиш особенно был мастером айтыса. Многие его выступления я видел и слышал лично. На тоях вместе с Альжан апай они всегда завершали празднество исполнением “той бастар”, высказывая хозяевам благодарность, примешивая шутки по поводу отдельных выходок гостей, тем самым задавая веселый, задорный настрой». Сверстники моих родителей тоже дружили с юмором, были творческими людьми, умели сочинять стихи на ходу.
Пример для поколений
В
Моя бабушка никому не отдавала печать бия Назарбая, хранила ее строго при себе. Об этом мне рассказывала мать. Сейчас та печать выставлена в столичном музее.
Бесспорно, что дед был личностью, оставившей заметный след в родном краю. В одной из своих первых книг под названием «Без правых и левых» я писал: «В последнее время мода кичиться “пролетарским” происхождением неожиданно сменилась другим поветрием: искать и во что бы то ни стало находить у своих предков “голубую кровь”. Не было ее в нашем роду никогда. Я – сын, внук и правнук чабанов, то есть вовсе не из дворян». Эта книга издана в советский период, до независимости. Дело не в том, что человек, работавший в свое время секретарем парткома, секретарем обкома, секретарем Центрального комитета, главой правительства, должен был помалкивать о том, что его дед был бием. У казахов нет аристократических титулов, переходящих от деда – к отцу, от отца – к сыну, от сына – к внуку. У грузин, например, сын князя становится князем, у англичан сын лорда – лордом. Раньше и у русских так было. Дети дворянской династии являлись дворянами, сын графа – графом. Этот обычай имеет и положительные, и отрицательные стороны. Положительное в том, что ответственность продолжать хорошие династийные традиции подстегивает человека, заставляет его быть на уровне тех высоких требований. Отрицательное – человек обретает этот титул в готовом виде, автоматически, не прилагая особых усилий. Разве можно этим кичиться? И вообще-то, если человек все время гордится лишь тем, что было в прошлом, то это может означать, что ему нечем гордиться в настоящем. Разве не так? Пусть твои предки заслужили то, что ими можно гордиться, но какое к этому отношение имеешь ты? Каковы твои заслуги? Ведь ты никак не можешь внести свой вклад в заслуги предков. Твой вклад может воплотиться в твоем потомстве. Можно гордиться тем, что вырастил достойных детей и внуков. Ну и, конечно же, надо гордиться людьми, которые трудятся ради народа. Если они представители твоей династии, то еще лучше. Но здесь чувство ответственности должно преобладать над чувством гордости. Надо думать и переживать о том: коль я являюсь потомком такого человека, то достойно ли я ношу звание продолжателя его дел? Каждый должен ковать свое счастье сам.
В моей жизни особое место занимает бабушка Мырзабала. Поскольку я вырос у бабушки, называл ее апа, а мать – женеше. Нурсултаном меня назвала бабушка. Знала ли она, что одно из упоминаемых имен в Коране – Нур, другое – Султан, или она придала больше значения содержанию этого имени, не могу сказать. В таких случаях казахи говорят: «Сам Бог вложил в уста». Наверное, так оно и было. Бабушка была верующей, совершала пятикратный намаз, соблюдала пост. Видимо, обратила внимание и на звучность имени. В эти дни в народе увеличилось количество мальчиков, носящих имя Нурсултан. Думаю, это от желания, чтобы они достигли таких же высот, а с другой стороны, оттого, что людям нравится само значение, звучание имени.
…Бабушка Мырзабала растила меня, до пяти лет скрывая от чужих глаз, потому что я был долгожданным, первым ее внуком. Когда кто-либо приходил в дом, она тут же клала меня животом вниз, лицом к стене. Если спрашивали: «Ходит ли ваш внук, бабушка?», она отвечала: «Бог дал одного внука, да и то слабого, немощного». До тех пор, пока я не стал по-настоящему ходить и бегать, бабушка одевала меня во все красное. Это чтобы не сглазили. Однажды на меня, одетого в красную одежду, чуть не напал с неба беркут. С тех пор меня перестали одевать в красное.
Наш аул Шамалган расположен между Алматы и Узынагашем, примерно в равной удаленности от них. Мы ездили к своим родственникам, проживавшим недалеко от аула Жамбыла, и верхом на лошади, и на арбе. По словам взрослых, Жамбыл ата тоже любил ездить верхом, огибая горные склоны. Он хорошо знал мою бабушку Мырзабалу. Тогда мне было около четырех-пяти лет, конечно, не все запомнилось. Однако по причине всеобщей известности этой личности один случай остался в моей памяти. Когда старший сын Жамбыла Алгадай погиб на фронте, мать повезла меня в Узынагаш. Помню, чтобы выразить соболезнования, к акыну приехало много людей из Алматы, из окрестных аулов. Особенно запомнилась длинная черная машина перед домом, какую я никогда раньше не видел. Мать рассказывала, что тогда рядом с акыном постоянно находились один лысый, другой полный, светлолицый человек. Позже мне сказали, что это были руководитель республики Жумабай Шаяхметов и писатель Сабит Муканов. В свое время этот мастер пера бывал и в нашем доме. Об этом я узнал только в старших классах. В ту пору в школьных учебниках было стихотворение Сабита Муканова «Колхозный аул». Последнюю строфу этого стихотворения автор написал именно в нашем доме. В то время он сочинил одно стихотворение о жайляу, но его концовка, видимо, не понравилась ему. Когда мои родители по очереди исполняли песни, писатель вдруг достал ручку, бумагу и тут же на коленях стал что-то писать. Затем он прочитал длинное стихотворение и добавил: «Последнюю строфу написал буквально сейчас, долго не получался у меня финал, а теперь просто здорово стало!»