Моя жизнь
Шрифт:
Стоило ему остановиться, как сугроб начал быстро расти. Мы дружно взялись за лопаты и через час двинулись в путь.
— Долго ли мы простоим здесь? — спросил я кондуктора, когда поезд снова врезался в сугроб.
— Какого дьявола вы меня спрашиваете? Откуда я могу знать? — загремел он в ответ.
— Я не знаю, успею ли я добежать до ближней усадьбы, чтобы раздобыть там что-нибудь поесть.
— Ну что же, бегите и узнаете.
Усадьба, которую мне удалось разглядеть среди снежных сугробов, казалось, была единственным обитаемым местом на протяжении
Мне нужно было добраться до нее во что бы то ни стало — мои запасы давно иссякли и достать было не у кого, так как все наши спутники сами сидели на голодном пайке.
Если бы поезд ушел без меня, я оказался бы не в худшем положении, чем сейчас, да и кроме того, я не сомневался, что догнал бы его на остановке у следующего сугроба.
Соскочив с поезда, я стал переправляться через снежную равнину: метели уже не было, и я хорошо видел цель моего путешествия. Зато снег было глубокий и предательский. Местами тонкий наст выдерживал меня, но чаще я проваливался и брел по колено или по пояс в снегу.
Был уже полдень, когда я подошел к длинному ряду усадебных построек.
Из кухни донесся приятный запах жареной свинины.
Я постучался и вошел.
Краснощекая полная женщина переворачивала на сковороде позеленевшую отвратительную свиную требуху. Но я был голоден, и запах даже такого жаркого казался мне чудесным.
— Сколько за все это? — спросил я, указывая на сковороду.
— Тридцать пять центов.
Я протянул деньги.
— А куда же вам выложить? Есть у вас что-нибудь с собой?
У меня ничего не было.
— Это сойдет — заявила женщина, тут же протянула мне старую газету и опрокинула туда сковороду.
Горячий жир стал течь и просачиваться со всех сторон. Я поспешил выйти. На морозе все превратилось в твердую массу.
Через час я снова сидел в нашем душном вагоне: поезд все еще продолжал стоять на месте.
Я расположился было пообедать и только стал развертывать просаленный кулек, как почувствовал себя нехорошо и прилег на скамью.
Напротив меня сидел здоровый деревенский парень и с жадностью смотрел на мой незавидный обед.
— Хотите? — через силу спросил я.
— Еще бы! — радостно ответил парень.
Скоро от свиной требухи не осталось и помину… Я, признаться, нисколько не жалел об этом.
Меня все еще мутило, и я продолжал лежать, когда вдруг до моего слуха донеслось громкое кудахтанье. Собравшись с силами, я поднялся и пошел посмотреть, в чем дело.
И что бы вы думали? Одна из моих кур снесла яйцо!
Я достал яйцо, разбил скорлупу и выпил его сырым, еще совсем теплым. Это была первая закуска за весь день.
После этого я каждый день ждал, не получу ли снова яйцо, чтобы подкрепить свои силы. В своих расчетах я не ошибся. Ежедневно мне удавалось подстеречь момент, когда одна из кур громким кудахтаньем давала знать, что она снесла яйцо.
И, несмотря на то что изголодавшиеся подруги несушки ждали этой минуты с не меньшим нетерпением, чем я, и также бросались к гнезду, мне все же удавалось получить одно-два
В Виннипег мы прибыли ровно через две недели после того, как выехали из Торонто.
Невдалеке от Виннипега мне пришлось быть очевидцем замечательной схватки.
По мере нашего приближения к Пембинна тополевые леса становились все гуще. Они раскинулись на протяжении нескольких миль и только кое-где прерывались полянами.
Когда мы подъехали к Сент-Бонифэсу, восточному пригороду Виннипега, наш поезд пересек небольшую поляну. Посредине этой поляны я заметил группу, которая приковала к себе мое внимание. Собаки — черные, белые, рыжие, большие и маленькие — собрались огромной стаей в круг. А в самом центре стоял огромный серый волк. Он был похож на льва. Волк стоял под защитой небольшого куста, один как перст, величавый, спокойный, и только озирался по сторонам. Его шерсть ощетинилась, напряженные ноги пружинили, он готов был в любую минуту принять бой. Его слегка оскаленная пасть, казалось, выражала презрение.
Вдруг собаки ринулись в атаку, наверное, не первую.
Серый волк подпрыгивал на месте, поворачивался то в одну, то в другую сторону.
«Щелк, щелк, щелк!» — стучал он зубами.
Из стаи его врагов доносились предсмертные стоны, суживалось окружавшее его кольцо. Собаки снова наступали. А серый волк продолжал стоять на своем месте, невредимый и непобедимый.
Мне так хотелось, чтобы наш поезд застрял в сугробе и можно было бы еще полюбоваться этим огромным серым волком! Но снежная поляна промелькнула, стволы тополей заслонили картину боя, и мы продолжали свой путь.
Только первого апреля мы добрались до Виннипега.
Теперь меня отделяло всего лишь сто миль от станции Де-Винтон, вблизи которого находилась ферма брата. Но все пути были занесены снегом, и никто не знал, когда пойдет следующий поезд.
Только через два дня я узнал, что вечером отправляется первый пассажирский поезд на Запад.
Наконец, мы прибыли на станцию Де-Винтон. По-прежнему завывала метель и кругом была тьма.
Маленькая станционная постройка одиноко стояла среди прерии. В окне был свет. Когда я вошел туда, дежурный, мирно дремавший на стуле, на минуту очнулся. Я спросил его, не знает ли он, где живет мой брат Артур Сетон-Томпсон. Из невнятного ответа дежурного было ясно, что он не знает адреса и знать не желает и просит его больше не беспокоить.
У меня было смутное представление, что ферму брата надо искать в северном направлении, на расстоянии примерно мили от станции.
К утру ветер затих, метель не заметала больше следов. Я стал искать тропу. Скоро я нашел глубокие и широкие следы человека.
«Должно быть, это следы моего коренастого брата», — решил я и, не имея лучшего путеводителя, пошел по ним.
Скоро я увидел изгородь и покрытый снегом бугор, из которого торчала труба.
Тропинка круто спускалась вниз, и я очутился перед дверью хижины, на которой было написано имя моего брата.