Моя. Чужая. Истинная
Шрифт:
– Т-ти… – залепетала, запинаясь на каждой букве, но оказаться честной сегодня мне было не суждено.
– Не серчайте, нагваль, всё, что нашла, – прервал меня виноватый голос Марты.
Следом ее рука коснулась полога, отодвигая ткань в сторону, а затем появилась она сама. От испуга я дернулась и отошла к самой стене, забившись в угол. Привычка, выработанная годами. Мне нельзя стоять слишком близко к половозрелым самцам, иначе повитуха будет вынуждена доложить об этом альфе Райдзену. Таков был его самый главный приказ, как только у меня пошли лунные регулы. Рука по памяти скользнула
– Отвернись, старая, – последовал глухой бас Айвена, а затем шуршание.
Я рискнула поднять глаза, надеясь, что Марта подчинилась приказу волколака. И не ошиблась, она стояла с опущенной головой к нам спиной, молча, не шелохнувшись. Только мелкая дрожь выдавала волнение повитухи, да тремор пальцев, судорожно сжатых в кулаки.
– Кто сейчас глава старейшин? Сколько их у вас? – продолжал параллельно допрос Айвен.
– Трое, – ответила скрипучим голосом повитуха, хватаясь за горло.
Я задержала дыхание, боясь пропустить хоть слово. Происходящее казалось мне лишь затишьем перед настоящей бурей – истинным гневом небес.
– Трое? Или ты плохо считаешь? – недоуменный голос волколака заставил меня замереть.
Воздух накалился, казалось, вот-вот затрещит от молний и тока, но время шло, а тишину Марта нарушить не решилась.
– Отвечай, язык проглотила? – гневный вопрос от мужчины.
Боковым зрением увидела, как он выпрямился, закончив с одеждой, и уставился на затылок повитухи, сверля ее требовательным взглядом. Выделенная одежда пришлась ему почти впору. Светлая рубаха обтягивала плечи, а штаны доходили до щиколоток, не скрывая, что он оделся с чужого плеча. Серый цвет подчеркивал его отдающие голубым отсветом глаза и сочетался с практически белым окрасом шерсти. Облик его волколака я не видела, но по всем законам природы цвет волос всегда определял волчью масть. Рыжий – рыжую, черный – черную, белый – белую. Оттенков существовало множесто, но основых было всего три.
Основная прослойка волчьих ставок – черноволосые, в то время как огненноволосые – поголовно археи, а вот белый окрас – довольно редкий. Говорят, что в некоторых кланах на севере есть старейшины белой масти, но в наших краях о таком не слышали.
“Белые – ошибки природы, ее насмешливый плевок” – убеждение, ходившее среди волчат с самого детства.
Вот только по тому, как уважительно и со страхом к нему обращалась Марта, казалось мне, что это чья-то ложь. Хитрая и выдуманная не просто так.
– Т-трое, я же сказала, нагваль, ни единым словом вам не соврала, – наконец, ответила повитуха, но осталась стоять на своем месте, слегка покачиваясь из стороны в сторону.
– Почему трое? Их должно быть пятеро. Что случилось с двумя другими? – гневно спросил мужчина. – Повернись ко мне лицом, хочу видеть твои глаза.
Старуха громко сглотнула, что особенно было слышно в тишине комнаты. Я же воспользовалась тем, что на меня пока никто не обращает внимания. Прикрыла глаза, вслушиваясь в звуки безмолвного леса, пытаясь уловить его настроение, направление мыслей и желаний, но, как
– Один утонул по весне на озере, а другой из лесу не вернулся, поговаривают, медведи задрали старого. Они у нас поди не молодые, жалко, конечно, но…
Чужой вскрик заставил меня резко вскинуть голову и дернуться, зажав рот рукой. Марта замолчала с выдохом и сипением, в ужасе глядя на Айвена, лицо и руки которого покрылись светлой шерстью. Его ладонь зажала в тисках ее шею и приподняла над полом, пригвождая к стене. Она слабыми старческими руками схватилась за кисть волколака, но куда ей тягаться с матерым молодым самцом.
Время словно замерло. Я стояла в ступоре и могла лишь наблюдать, как медленно синело лицо наставницы, слабо приоткрывались пересохшие потрескавшиеся губы, но оттуда не исходило даже сипение. Давай, Нереа, будь сильной…
– П-прекратите, Марта не может д-дышать, – нашла в себе смелость и кинулась вперед, цепляясь за жесткие пальцы мужчины.
От соприкосновения кожи к коже меня по началу прострелило током, проходясь всплесками по венам, но я сдержала дрожь, зародившуюся внутри тела. Все усилия мои были направлены на освобождение Марты, но даже их не могло хватить на ослабление чужой сильной хватки. На удивление мужская рука вдруг разжалась, а Марта упала на колени, ударяясь ими о твердый дощатый пол, надрывно закашлялась, судорожно наполняя легкие желанным воздухом.
– Выйди наружу, масойя, ты не должна вмешиваться в мои дела, – совершенно не обращая внимания на страдания женщины, мужчина повернулся ко мне и обратился чуть более ласковым тоном. – Мне стоит заняться твоим воспитанием, это никуда не годится.
Я тяжело дышала, приходя в себя, не способная помочь Марте, но она вдруг резко ожила и подняла голову.
– Масойя? – раздался ее хриплый после удушья голос, на ее лице отразилось неподдельное изумление.
Вот только все эмоции исчезли, сменяясь страхом, когда волколак низко зарычал, словно не давая позволение открывать рот, пока не спрашивают.
– Я… – засипела, на меня откатом пришло озарение, что сейчас я противостояла самцу, чье положение выше моего.
За это меня ждет наказание, которое определит степень его гнева. Не знаю, что задумал альфа Райдзен в отношении нагваля Айвена, но думается мне, что всё завершится выкупом, как это было в прошлый раз, когда на его месте лежал кицунэ, за которого мне всыпали десять плетей по животу. Я стиснула руку, чтобы в тоске не коснуться живота, и быстро отошла обратно в угол, по привычке опуская покорно голову.
Воцарилась тишина. Я чувствовала на себе внимательный взгляд голубых глаз Айвена, но прогонять повторно он меня не стал.
– А теперь отвечай, старая. Что за чушь ты мелешь? Обычный медведь и задрал волколака? Ты в своем уме? Почему о их смерти не доложили в Совет Старейшин?! – прорычал яростнее, настроение у него основательно отчего-то испортилось.
От такого злого тона вздрогнула, но ни звука из себя не выдала, стараясь не отсвечивать.
– Так мы написали, – сглотнула продолжавшая сидеть у стены Марта. – В Совете Права обещали разобраться.