Мозаика странной войны

Радутный Радий

Итого, из грозной десятки эскадрилья превратилась в три потрепанных, дез­ори­ен­ти­ро­ван­ных пары, потерявших к тому же эффект внезапности.

Сомнения насчет эффекта внезапности, если у кого и были, то быстро исчезли – на ра­да­рах появились засветки от множества быстро приближающихся целей, с неба ударили лазеры, де­монстративно разрезав на части двух крайних – и Пилот, будучи в здравом уме, потянулся бы к катапульте – но приказ, сидевший в сознании глубже, чем без­ус­лов­ный рефлекс, знал только одну команду – “Вперед!”.

Носитель рванулся вверх – в облака. Оставшиеся истребители, поколебавшись, при­стро­ились следом, Пилот облегченно вздохнул – слава

Богу, тяжесть принятия самостоятельного ре­ше­ния была снята с его плеч – и тоже толкнул вперед сектор газа. Между делом он бросил взгляд на радар – и снова порадовался, что принимать решения есть кому, а на его долю…

Додумать он не успел, поскольку одна из целей подошла совсем близко и вдруг пре­вра­ти­лась в сверкающее облако огня и осколков. Сосед слева прикрыл его своим корпусом, ма­ши­ну только встряхнуло, а носителю не досталось и этого – и Пилот вздохнул облегченно – са­мым важным был, разумеется, носитель… и та женщина, что его пилотировала.

Где-то в глубине души, не отвлекая его от пилотирования, шевельнулось смутное чувст­во, больше всего напоминающее изумление – как это раньше он умудрялся обходиться без та­кой вот Госпожи, любящей, понимающей, всегда знающей, что и как надо делать. Где-то рядом ше­вельнулась мысль о том, что бомба, с которой он пришел в мир амазонок, могла ей на­вре­дить, или даже…

При одной мысли о смерти Госпожи у Пилота затряслись руки, и что-то чужое и до сих пор незаметное быстро и четко навело порядок в голове, уничтожило вредные мысли, осталь­ные загнало подальше – и вовремя, поскольку в следующий момент только новая, сверх­че­ло­ве­ческая реакция Пилота уловила некоторое движение сверху, руки его сами рванули рули – и ат­мо­сферник, поливая огнем пустое место, пронесся совсем рядом. Все так же рефлекторно Пи­лот довернул машину на прежний курс, загнал скачущий силуэт в прицел и двумя залпами раз­нес его на быстро гаснущие осколки.

Они забирались все выше и выше, атмосферники отстали и упали в штопор, и небо становилось все чернее, и прорезались звезды, и дымные хвос­ты за ракетопланами стали вдруг рассеиваться, как в вакууме, да собственно, это уже и был ва­ку­ум, но магнитодинамички преследовали их и здесь, и сочетая подвижность с ма­нев­рен­нос­тью, заходили сзади, стреляли, иногда попадали, отставали, и новые их звенья поднимались из-под облаков навстречу, и кто-то в глубинах мозга Пилота возмущался бездарностью, с ко­то­рой был спланирован этот рейд, и снова приходил кто-то черный, чужой и до сих пор не­за­мет­ный – и наводил порядок, и так было, пока в небе не загорелась яркая зеленая звезда, и не ужа­ли­ла идущий впереди и уже почти недосягаемый носитель, и не разрезала его пополам.

Темная крохотная фигурка отделилась от медленно распадающейся ракеты, от­толк­ну­лась и, стремительно набирая скорость, ринулась вниз, Пилот задохнулся от ужаса, и не успев ни­чего сообразить, чисто рефлекторно перевернул ракетоплан и рванул ручки катапульты.

Пиропатроны с грохотом выплюнули кресло вниз, их ускорение позволило Пилоту на­гнать падающую фигурку Хозяйки, несколько выстрелов из пистолета – какое счастье, что он взял обычный пулевой пистолет, с отдачей, которой можно воспользоваться, а не это новомодные лазеры или реактивные плевалки! Удар о ее тело ока­зал­ся неожиданно жестким и, возможно, именно этот удар и привел ее в чувство – тем не ме­нее, Пилот чуть не сошел с ума, когда сквозь забрало шлема увидел бледное окровавленное ли­цо.

И побледнел сам, когда разглядел то, что осталось от парашютного ранца.

Женщина попыталась что-то сказать,

но Пилот видел только колебание губ, а в на­уш­ни­ках слышался только непрерывный треск разрядов – все так и должно было быть, но эти не­сколь­ко минут показались Пилоту пыткой – быть рядом с самым со­вер­шен­ным существом в мире, видеть его боль – и ничем не помочь.

Они падали вместе, и атмосфера уже давала о себе знать, постепенно разогревая пальцы и гребни шлемов, а затем их начало трясти и бросать, и Пилот прижался к женщине, оберегая ее хотя бы от нарастающего давления воздушного потока. Огненный вихрь жег ему спину, пальцы, казалось, превратились в угли костра, а затем и вообще перестали чув­ствоваться, но Пилот ощущал небывалый прилив счастья.

Он оберегал Госпожу.

Жар вдруг пошел на убыль, тряска прекратилась, разъяренно ревел воздушный поток, шлем треснул и вдруг мгновенно исчез, и глоток морозного, разреженного воздуха ожег легкие и лицо, но главное было уже позади, в атмосферу они вошли, и Пилот потянулся к своему ран­цу.

Разумеется, он должен был, он просто обязан был передать его Госпоже!

Женщина шевельнулась и что-то произнесла.

Звук ее голоса показался Пилоту самой прекрасной музыкой на свете, и он сам чуть бы­ло не запел от радости – но приближающаяся земля выглядела далеко не так прекрасно, и руки са­ми заработали быстрее и ловче, дотянулись до пряжек крепежной системы…

– Подожди! – с видимым усилием вскрикнула женщина. – Не снимай парашют!

Пилот в изумлении едва не оторвался от тесно прижавшейся к нему Госпожи.

– Ты должен… – ветер унес конец фразы, но общая суть ее осталась той же – "он дол­жен что-то сделать, но Госпожа при этом…" – волна возмущения прокатилась по его мозгу, но кто-то главный снова всплыл на поверхность, быстренько навел порядок, и так же неизвестно ку­да исчез.

Он должен был подчиняться.

– Слушаю, моя госпожа! – Пилот выкрикнул эти слова с дикой радостью, чувствуя себя нуж­ным и полезным инструментом в умных и умелых руках, но земля была уже совсем рядом, Госпожа выкрикнула ему что-то, чего он не разобрал, внезапно обожгла его быстрым, ми­мо­лет­ным и прекрасным поцелуем, схватила за кольцо парашюта….

И оттолкнула.

– Неееееееееет!…

Его снова затрясло, развернуло в одну сторону, в другую, катастрофически умень­ша­юща­яся фигурка спутницы мелькнула где-то далеко-далеко внизу – и вдруг соприкоснулась с се­ро-черной острой скалой, брызнула во все стороны красной пылью, и Пилот хотел закрыть гла­за – но не мог и пошевелиться.

Что-то черное, чужое, враждебное и болезненное ошеломляюще испарялось из его моз­га. Пилот вдруг ощутил себя проснувшимся зомби, почувствовал и осознал, какую безмозглую кук­лу из него сделали в мире амазонок, заново прошел все пытки, промывку мозгов и кло­ни­ро­вание – и завыл от боли и ужаса, и, потянувшись за пистолетом, наткнулся на опустевшую ко­буру, чуть не лопнул от приступа бессильной, всеотравляющей ярости и с некоторым даже об­легчением потерял сознание.

Удара о землю он уже не почувствовал.

Эпизод 31.

А очнувшись, увидел ставший уже почти привычным белый госпитальный потолок.

Лицо, склонившееся над ним, было лицом мужчины.

Эта мысль вдруг обрадовала и почему-то развеселила Пилота до состояния исте­ри­чес­ко­го смеха, человек в белом удивленно хмыкнул, выругался вполголоса и что-то повернул на не­ви­димом для Пилота приборе.

Стало спокойнее.

– Чему радуешься? – мрачно спросил Доктор. – Что жив остался?