Мозг ценою в миллиард

Дейтон Лен

— Мой отец был профсоюзным деятелем, он часто показывал на этот искалеченный мост и говорил мне: «Эти бомбы сделали советские рабочие на советских заводах в стране Ленина. Помни об этом!» Всю свою жизнь отец посвятил рабочему движению. Он умер в 1944 году от разрыва сердца… — Она быстро пошла вперед, опередив меня. Мелькнул носовой платок, которым она вытерла глаза. Я поспешил за ней. Моя спутница спустилась к замерзшему берегу и пошла по льду. Несколько маленьких фигурок вдалеке тоже шли по льду, срезая дорогу. Впереди нас пожилая женщина тянула маленькие санки, нагруженные бакалейными товарами. Я старался идти осторожно по исхоженному истонченному льду.

Я догнал Сигне, и она доверительно взяла меня за руку.

— Вы любите шампанское? — спросила она.

— А вы угощаете?

— Нет, — ответила она. — Просто интересуюсь. Я впервые попробовала шампанское три месяца тому назад и мне очень понравилось. Оно почти стало моим любимым напитком.

— Рад слышать, — сказал я.

— А виски вы любите?

— Я очень люблю виски.

— Если честно, мне нравятся все спиртные напитки. Наверное, я стану алкоголиком. — Она зачерпнула ладонью горсть снега, слепила снежок и с силой бросила его на сотню ярдов. — Вы любите снег? А лед вы любите?

— Только в бокале с виски или шампанским.

— Разве можно класть лед в шампанское? Я думала, так никто не делает.

— Я пошутил, — сказал я.

— Знаю.

Мы дошли до противоположной стороны замерзшей бухты, и я поднялся на набережную. Сигне стояла на льду и смотрела на меня, хлопая ресницами.

— Что случилось?

— Кажется, я не смогу залезть наверх, — отозвалась она. — Вы не могли бы мне помочь?

— Прекратите дурачиться, будьте хорошей девочкой.

— Ладно, — весело согласилась она и взобралась ко мне.

К северу от Лонг-Бридж город меняется. Не так резко, как, к примеру, меняется Лондон к югу от реки или Стамбул за мостом Галата, но к северу от Лонг-Бридж Хельсинки становится унылым, люди здесь не так шикарно одеты, а грузовиков больше, чем автомашин. Сигне привела меня к жилому дому около улицы Хельсингинкату. В вестибюле она позвонила, чтобы сообщить о нашем приходе, но открыла дверь своим ключом. Редкие дома в Хельсинки блестят как только что отчеканенные монеты, хотя этот блеск и ассоциируется с финским дизайном. Большая часть из них напоминает поблекшие от времени гостиницы викторианских времен. Этот дом не был исключением, хотя воздух внутри был теплым, а ковры мягкими. Квартира, в которую мы шли, находилась на шестом этаже. На стенах висели литографии, звучала пластинка с записями Арти Шоу. Светлая и довольно большая гостиная была заставлена великолепной финской мебелью. Однако здесь хватило места и для того, чтобы свободно танцевать румбу.

Румбу танцевал невысокий коренастый мужчина с жиденькими каштановыми волосами. Одной рукой он отбивал в воздухе ритм, а в другой держал бокал с изрядной порцией спиртного. Его ноги отзывались на каждый такт музыки, и мы провели несколько понятных минут, пока стояли на пороге. Но тут он поднял голову, заметил нас и сказал:

— Ну, ты, старина Лими, сукин сын. Я знал, что это ты.

Легким движением он обхватил Сигне и потащил танцевать. Я заметил, что ее ноги почти стояли на его ботинках, и он приподнимал и двигал ее, как будто она была тряпичной куклой, привязанной к его рукам и ногам. Танец закончился, и он повторил:

— Я знал, что это ты.

Я ничего не ответил, а он залпом выпил остаток спиртного и сказал Сигне:

— «Ох, парень, цветик мой, не перед тем ты оголился…» [1]

Харви Ньюбегин был неотразим: серый фланелевый костюм, носовой платок с инициалами в верхнем кармане, золотые часы на

запястье и раскованная улыбка. Мы были знакомы уже несколько лет. Он четыре года отработал в Министерстве обороны США, потом его перевели в госдепартамент. В свое время я пытался завербовать его, но Долишу не удалось получить разрешение на вербовку. Под набрякшими веками Харви скрывались быстрые умные глаза. Он наливал нам выпить, все еще изучая меня. Из проигрывателя продолжала звучать музыка. Харви налил три бокала виски с содовой, кинул лед в два из них и подошел к нам. На полпути снова уловил ритм песни и остаток пути проделал мелкими танцевальными шажками.

1

Как и многие современные шпионские термины, этот идет от немецкого выражения, в переводе означающего «снять брюки», то есть раскрыться, что ты агент, и попытаться завербовать человека для своей организации. Более старый термин — «момент истины». (Прим. автора).

— Не будь таким дураком, — сказала ему Сигне и добавила для меня: — Он такой дурак.

Харви протянул ей бокал с виски, но не успела она взять бокал, как он отпустил его и поймал другой рукой прежде, чем тот упал. Не расплескав ни капли, вручил бокал Сигне.

— Он такой дурак! — с восторгом повторила она.

Сигне стряхнула с волос несколько капель растаявшего снега. Сегодня они казались короче и золотистее.

Когда мы уселись, Харви повернулся к девушке.

— Позволь мне кое-что тебе прояснить, куколка. У этого парня хорошо варит котелок. Он работает на одно небольшое, но шикарное подразделение Британской разведки, и не такой тугодум, каким прикидывается. — Тут Харви повернулся ко мне. — Ты спутался с этим парнем, с Каарна…

— Ну…

— О’кей, о’кей, о’кей, ты ничего не обязан мне говорить. Просто Каарна мертв.

— Мертв?

— Мертв. Это написано в газетах. И ты нашел его мертвым. Согласись, что это так, приятель.

— Честное слово, это не так, — сказал я.

Минуту мы смотрели друг на друга.

— Ладно, — сказал Харви, — в конце концов, он вступил в высшую лигу, и мы ничего не можем с этим поделать. Но Сигне вчера тебя ухватила не зря. Нам срочно нужен кто-нибудь, чтобы мотаться в Лондон и обратно. Не хочешь ли поработать на янки на полставки? Платим мы хорошо.

— Я выясню это в конторе, — ответил я.

— Выясни в конторе, — презрительно отозвался он и постучал носком ботинка по ковру. — Ты самостоятельный парень, живущий своим умом. Зачем с кем-то советоваться?

— А затем, что твоя дорогая организация может случайно взять да и проговориться…

Харви провел пальцем по горлу.

— Видит Бог, никто не проговорится. У нас очень аккуратный маленький отдел. Гарантирую, все будет в порядке. Деньги на бочку, и все. Кстати, сколько тебе платят в Лондоне?

— Я работаю без контракта, — ответил я. — У меня ненормированный рабочий день. Мне платят за выполненные задания.

Я помолчал.

— Однако я мог бы взяться за дополнительную работу при условии, что деньги — честные, и ты уверен, что ваши люди не сболтнут лишнего моему лондонскому начальству…

Конечно, это была неправда, но в данный момент такой ответ меня устраивал.

— Тебе понравится работать с нами, — обнадежил Харви, — а нам будет приятно работать с тобой.

— Что ж, по рукам, — сказал я. — Расскажи мне, как говорят на гражданке, что я должен делать.