Мозг Кеннеди

Манкелль Хеннинг

Ларс Хоканссон не кодировал свою электронную почту. Луиза сразу обнаружила два письма Хенрика. Сердце забилось сильнее. Первое письмо отправлено четыре месяца назад, второе — как раз перед последним его отъездом из Мапуту.

Она открыла первое письмо. Адресованное Назрин.

Сначала я провожу ногтем по твердой поверхности стены. Но мой ноготь не оставляет следа. Потом я беру осколок щебня и царапаю стену. Остается лишь тонкая царапина, но она есть, сделанное мною все же существует. Стало быть, я могу царапать дальше,

углублять отпечаток, пока стена не треснет. Такой представляется мне моя жизнь здесь. Я в Африке, страшно жарко, по ночам лежу не смыкая глаз, голый, весь в поту, потому что не выношу вой кондиционера. Думаю, моя жизнь заключается в том, чтобы не сдаваться, пока стены, которые я хочу разрушить, в самом деле не рухнут. Хенрик.

Она прочитала письмо еще раз.

Второе письмо он послал самому себе, на свой электронный адрес.

Я пишу эти строки на рассвете, когда смолкли цикады и закричали петухи, хотя живу я в большом городе. Скоро надо будет написать Арону и сказать, что я прекращаю контакт с ним, если он не возьмет на себя ответственность за меня и не будет мне отцом. Он должен стать человеком, с которым я смогу общаться, чувствовать привязанность, видеть в нем себя. Если он это выполнит, я расскажу ему про удивительного человека, которого пока лично не встречал, про Кристиана Холлоуэя, доказавшего, что, несмотря ни на что, в этом мире существуют примеры доброты. Я пишу эти строки в кабинете Ларса Хоканссона, на его компьютере, и не представляю себе лучшей жизни, чем сейчас. Скоро я вернусь в поселок, где ютятся больные, и еще раз почувствую, что приношу пользу. Хенрик самому себе.

Наморщив лоб, Луиза покачала головой. Медленно перечитала письмо. Что-то здесь не так. В том, что Хенрик написал письмо самому себе, ничего особенного нет. Она сама поступала так же в его возрасте. Посылала сама себе письма. Встревожило ее что-то другое.

Она снова перечитала письмо. И вдруг поняла. Язык, конструкция фраз. Хенрик так не писал. Он выражался без экивоков. И ни за что бы не употребил слово «привязанность». Это не его слово, оно не характерно для его поколения.

Луиза выключила компьютер, погасила свет и открыла дверь в коридор. Прежде чем погаснуть, экран несколько секунд ярко светился. И Луизе показалось, что ручка двери в спальню Ларса Хоканссона повернулась. Но тут экран погас, в коридоре стемнело. Видимо, Ларс Хоканссон стоял в коридоре, но поспешно вернулся в свою комнату, услышав, что она выключила компьютер.

На миг Луизу охватила паника. Может, уйти, покинуть дом посреди ночи? Но идти некуда. Она вернулась к себе и приставила к двери стул — чтобы никто не вошел. Потом легла, выключила кондиционер, хотя лампочку на ночном столике гасить не стала.

За москитной сеткой плясал одинокий комар. С бьющимся сердцем Луиза прислушивалась. Не его ли там шаги? Может, он подслушивает возле ее двери?

Она попыталась привести мысли в порядок. Почему Ларс Хоканссон написал письмо от имени Хенрика и сохранил его в своем компьютере? Ответа не

было, только подспудное ощущение нереальности. Она словно бы снова вошла в квартиру Хенрика в Стокгольме и обнаружила, что он мертв.

«Мне страшно, — мелькнуло у нее в голове. — Меня окружает что-то напугавшее Хенрика, незримая, но опасная пелена, которая накрыла и его».

Ночь была удушливо-жаркая и влажная. Издали доносились раскаты грома. Гроза прошла стороной, как ей казалось, к далеким горам Свазиленда.

16

До рассвета Луиза не смыкала глаз. Сколько раз после смерти Хенрика ее мучила бессонница, она уже не помнила. В ее мире господствовал постоянный недосып. Только когда слабый утренний свет проник сквозь шторы и до нее донесся разговор Селины с охранником, умывавшимся под краном в саду, она более или менее успокоилась и заснула.

Разбудил ее собачий лай. Луиза проспала три часа — было девять утра. Лежа в постели, она слушала, как Селина — или Граса — мела коридор. Страх улетучился, сменился бессильной злостью на пережитое унижение. Неужели Ларс Хоканссон действительно полагал, будто она не догадается, что это он написал письмо от имени Хенрика? Зачем он так поступил?

Внезапно она почувствовала свободу от всяческих угрызений совести. Он грубо ворвался в ее жизнь, он лгал и поместил в компьютер фальшивое письмо. Вдобавок напугал ее и лишил сна. Теперь она обыщет его компьютер, ящики и шкафы, чтобы удостовериться, оставил ли Хенрик что-нибудь на самом деле. А еще любопытнее было бы узнать, почему Хенрик питал к нему доверие.

Когда она спустилась на кухню, Граса уже успела приготовить ей завтрак. Луизе стало неловко, что эта старуха с больной спиной и руками прислуживает ей. Граса улыбалась почти беззубым ртом и говорила на практически непонятном португальском, изредка вставляя английские слова. При появлении Селины Граса замолчала. Селина спросила, можно ли ей убрать Луизину комнату.

— Я сама застелю постель.

Селина грустно рассмеялась и покачала головой. Когда она вышла из кухни, Луиза пошла следом.

— Обычно я сама застилаю постель.

— Но не здесь. Это моя обязанность.

— Тебе нравится здесь?

— Да.

— Сколько ты получаешь в месяц за свою работу?

Селина замешкалась с ответом. Но Луиза — белая женщина и положением превосходит ее, хотя здесь только в гостях.

— Я получаю пятьдесят долларов и столько же метикалов.

Луиза пересчитала. Семьсот крон в месяц. Много это или мало? На что этого хватает? Спросила, сколько стоят масло, рис и хлеб, и поразилась ответу Селины.

— Сколько у тебя детей?

— Шестеро.

— А твой муж?

— Он, наверно, в Южной Африке, работает в шахтах.

— Наверно?

— Два года уже от него нет вестей.

— Ты любишь его?

Селина взглянула на Луизу с удивлением:

— Он же отец моих детей.

Луиза пожалела, что задала этот вопрос, заметив, как глубоко он задел Селину.

Вернувшись на второй этаж, она вошла в кабинет Ларса Хоканссона. Жара уже стала невыносимой. Луиза включила кондиционер и уселась ждать, пока комната немного остынет.