Может, не будет завтра…
Шрифт:
ГЛАВА 2
Больница спала. Лишь окна больничных коридоров и реанимационного отделения светились в ночи тусклым светом.
Неяркий свет ламп отражался от стен, выложенных белым кафелем. Из трёх кроватей, стоявших в палате реанимационного блока, одна была занята молодой женщиной. «РОШка», равномерно цокая, через подсоединенные к ней шланги дышала за больную, поднимая и опуская, свой поршень в большом прозрачном цилиндре. Смерть, наверное, давно болталась без дела, ожидая, когда ей отдадут измученную болезнью жизнь. Но, лекарства ещё держали давление,
Вадим стоял посреди комнаты, глядя на бледное, с закрытыми глазами лицо. Его не отталкивали ни вид истощённого, с сухой кожей тела, ни слегка сладковатый запах гноя, исходивший от разлагавшейся плоти… Наплевав на все доводы коллег, он держал Ирину третьи сутки, на капельницах, не давая уйти из этого суетного мира. Её история болезни, полная записей, анализов и осмотров, являла собой документальное свидетельство приближающегося конца. Всё было предрешено заранее – в разваливающейся в конце «перестройки» стране, больница бедствовала без медикаментов, не имея порой, самого необходимого. Упрямство врача Вербова, граничащего с безумием, трудно было понять. Да он и не нуждался ни в чьём понимании.
Сегодня произошло то, что Вадим ждал все эти дни. Состояние другой женщины – больной Татьяны Буториной, находившейся в соседней палате, стабилизировалось. Ничто не угрожало больше её жизни. В сейфе процедурного кабинета, занимая всю верхнюю полку, лежали остродефицитные ампулы и упаковки с импортными лекарствами, которые достал для своей дочери отец Татьяны – влиятельный в области человек. Вадим «провёл» их в истории болезни Буториной на перерасход. Совесть не мучила. Ключ от металлического ящика с красным крестом давно лежал в кармане его халата.
Вадим вышел из палаты в коридор. Постовая медсестра, склонившись над столом, что-то писала.
– Лена, иди спать, – подойдя к ней, не громко сказал он.
–Вы что, Вадим Николаевич, мне ещё столько Ветлицкой растворов «капать»…
–Я «прокапаю», всё равно книгу дочитать надо. Утром обещал отдать, а у тебя завтра – дети, муж…
– Девочки говорят: – Вы здесь третьи сутки не спите.
– Сплю, – Вадим нетерпеливо похлопал её по плечу.
– Ваша знакомая – Ветлицкая, совсем плохая, умрёт скоро… «Дофамина» три ампулы осталось…
Ничего «мезатон» есть.
Медсестра вздохнула, ничего не сказав, встала со стула. Вадим понимал её вздох – «мезатон» в считанные часы сожжёт последние резервы ослабленного организма, после чего давление упадет на ноль… и смерть вступит в свои права.
Медсестра Лена ушла, оставив его сидящим «на посту», с открытой книгой в руках. Выждав немного, вслушиваясь в тишину, Вадим встал из-за стола.
Первым, из лекарств Буториной, был немецкий препарат «Таревид» – прозрачная, зеленоватая жидкость. Он тормозил синтез ДНК бактерий. Вадим лил его Ирине почти «струйно», в ударной дозе. К пяти утра стояла батарея пустых флаконов из под самых разных лекарств. Теперь, когда миллионы микроорганизмов, пожиравших чужую жизнь, гибли сотнями тысяч, ежесекундно, возникла другая, не менее страшная опасность – молниеносный токсический шок. «Преднизолон», собранный им, по всем отделениям, не мог спасти положения. Нужен был «гемодиализ».
Доставленный отцом Буториной для своей дочери аппарат «искусственная почка», находился
–Мне бы «прокрутить» эту женщину, – история Ирины Ветлицкой легла на стол.
–Вадим Николаевич, не-мо-гу! Ко мне постоянно подходят, просят… Диализат только на одного человека, ради которого я здесь – Буториной. Всё на учёте, – врач-токсиколог от нечего делать, или возможно, желая, как-то показать своё внимание, полистал историю болезни, – Даже, если бы мог – не рискнул бы. Резкая артериальная гипотензия, давления самостоятельно не держит, ДВС – синдром. Сделай сам перитониальный диализ. Это не сложно, да и затрат не требует.
Вадим достал из кармана два обручальных кольца Игоря и Ирины, и золотую цепочку. Положил на стол.
–Перитониальный диализ уже делали – херня для нищих!
–Она тебе кто? – Врач осторожно отодвигал от себя, историей болезни, золото в сторону Вадима.
–Первая любовь, – не задумываясь, соврал Вадим.
–И сейчас любишь?
–Люблю.
Кольца и цепочка доехали до края стола и остановились.
– Замужем?
– Да.
– За другим?
–Да.
–Забирай металлолом. Привезёшь в одиннадцать. Два раза. На большее не рассчитывай!
После наложения на кисть Ирины артериовенозного шунта, перед тем как начать диализ, врач-токсиколог ещё раз спросил Вадима:
– Подумал?
– Подумал.
– Не боишься? Можешь ускорить её конец!
– Нет! Другого боюсь… Из больницы выпишется, редко видеть буду.
– Не выписывай, пусть здесь живёт…
Следующей ночью Вадим опять «читал» на посту медсестры книгу. Мозг совершенно отказывался воспринимать текст. Строчки сливались в темные линии. Несколько суток проведённых без сна давили тяжестью на всё тело, затуманивали сознание. Когда он вставал, чтобы сменить в капельнице очередной флакон с крадеными лекарствами, стены начинали менять очертания, в голове появлялся шум…
Ирина пошла на поправку – артериальное давление держала почти самостоятельно, изменился цвет лица, слегка порозовели губы. Смерть ушла, не попрощавшись, смахнув ветром из незакрытого окна несколько листов бумаги со стола ординаторской…
// // // // //
Игорь хлопнул по своей старой привычке Вадима по плечу.
–Ты чего, – здесь стоишь?
– Да, детский сад там, Вадим махнул рукой в сторону дворца, где шёл КВН.
–Жди! Я пять секунд – отдам и назад, – Игорь помахал шоколадкой.
// // // // //
Сдав смену, в восемь утра, Вадим ушёл с работы. Ирине ещё предстояло выйти из больницы и однажды на сцене, стоя среди высыпавшихся из ящика опилок, станцевать для доктора, который спас жизнь…
// // // // //
Койка в комнате общежития скрипнула растянутыми пружинами. Проваливаясь в сон, Вадим продолжал видеть больничную кровать, лежащую на ней Ирину, громко цокающую в ночной тишине «РОШку». Прошло несколько часов, и он неожиданно проснулся. Глаза сдавливало. В ушах звенело. Мозг шагнул за тот рубеж, после которого начиналось психическое перевозбуждение. За столом сидел Игорь.