Можно и нельзя
Шрифт:
Я обернулась, встретилась с ним глазами и подумала: какой-нибудь верующий старик из русской деревни в душных портках живет в большей гармонии с миром и с собой, чем Мориска в длинном бежевом плаще и клетчатой кепочке. Потому что даже за очень большие деньги нельзя
До свидания, Мориска. Будь счастлив, если знаешь как… Я тебя забуду, как ураган «Оскар». Я не забуду тебя никогда…
Прошло четыре месяца.
Мой чемодан нашелся. За это время он побывал в Варшаве и в Бомбее. Привезла чемодан Анестези. Волокла тяжесть, бедная…
Она появилась у меня в один прекрасный день, ближе к вечеру. На ней было норковое манто с капюшоном.
На уровне колена красовалась рваная дыра величиной с блюдце.
– Что это? – спросила я.
– Бобка выгрыз.
– Бобка – это любовник?
– Щенок. Голодный был, – объяснила Анестези.
– А где ты его взяла?
– На лестнице.
Анестези подобрала щенка, но забыла покормить, и он поужинал ее шубой. Анестези была рассеянной.
– Раздевайся, – предложила я. – Я тебя покормлю.
По моей квартире плавали запахи томленного в духовке мяса, разносились звуки семьи: обрывки телефонных переговоров, удары тяжелой струи воды в ванной комнате.
– Не могу, – отказалась Анестези. – Внизу ждет машина. Я на минуту.
Моя переводчица была далека от звуков и запахов чужой семьи. У нее были свои задачи и устремления.
– Как Морис? –
– Мориска ушел к Соньке. Мадленка раздела его с головы до ног. Кто виноват, тот и платит.
Анестези что-то вспомнила и полезла в свою сумку на длинном ремне.
– Ужас… – проговорила она. – Я забыла свою записную книжку.
– А что теперь?
– Теперь у меня ни одного телефона.
– Я про Мориса…
– А… – спохватилась Анестези. – Он вернулся обратно. К Мадленке.
– Из-за денег?
– Из-за всего вместе. Он понял, что ему уже трудно все повторить: дом, дачу, капитал. Здоровье не то.
– Значит, из-за денег?
– Да нет. Все сначала уже не начнешь… Это только кажется…
– А ты откуда знаешь? – спросила я.
– Значит, знаю, раз говорю. – Анестези перестала рыться в своей сумке и посмотрела мне в глаза. – Надо долюбить старое. Долюбить то, что дано, а не начинать новое.
Я хотела спросить про мужа, но, в сущности, она мне все сказала.
– Можно от тебя позвонить? – спросила Анестези.
Я принесла ей телефон. Она стала набирать один номер за другим, спрашивать: не забыла ли она записную книжку – черную, толстую, в кожаном переплете.
Я представила себе Мориса и Мадлен за обеденным столом. Они едят и слегка переругиваются. И молча идут в свой закат, взявшись за руки и поддерживая друг друга.
А черная звезда Софи куда-то летит в самолете, и кто-то снимает ей багаж с движущейся ленты.