Можно ли обижать мальчиков?
Шрифт:
— Да я не кричу. — обескуражено и намного тише проговорила девушка.
В этот момент открылась дверь, и в палату торопливо вошли два человека. Их быстрые шаги я услышал задолго до того, как они подошли к входной двери. А так, как шаги были довольно лёгкими, то, скорее всего, это две женщины: та самая Мария Степановна — женщина постарше, и молодая девушка, скорее всего медсестра Ленка, которая за ней бегала.
Ну, что девушка, да ещё и молодая — это понятно. Слишком быстро она исчезла из комнаты, когда её послали за Марией Степановной. И обута она,
Шаги же Марии Степановны хоть и были звонкими, но звучали несколько тяжелее, чем у её молодой коллеги. Скорее всего, она носит туфли на небольших каблуках с металлическими набойками. Ну, а раз за ней послали, как только я очнулся, то она старше присутствовавших при этом замечательном (по крайней мере, для меня) событии медсестёр. И не только по возрасту, но и по занимаемой должности. Может она мой лечащий врач или даже заведующая тем отделением, в котором находится моя драгоценная (для меня любимого уж точно) тушка.
— Здравствуйте, молодой человек! Меня зовут Мария Степановна! Я ваш врач и одновременно заведующая этим прекрасным отделением, в котором вы сейчас находитесь. Рядом с вами медсёстры нашего отделения: Людмила Алексеевна — она была с вами и Елена Григорьевна, которая меня привела. Ещё с одной нашей медсестрой вы познакомитесь несколько позже — сейчас не её смена. Как вас зовут? Как ваше самочувствие?
Да я настоящий Шерлок Холмс, раз так точно определил личности присутствующих людей. И я теперь знаю, как зовут обеих медсестёр. Но зачем они все так кричат? Или это со мной что-то не так? Сейчас попробуем это выяснить:
— Не кричите, пожалуйста! — просипел я, словно после простуды. — У меня уши скоро отвалятся. И можно мне попить?
— Он и мне говорил, что я кричу, — нажаловалась стоящая рядом со мной девушка, — а я совсем на него не кричала, а спокойно говорила.
— Тише, Людочка, не переживай, я тебе верю! — тихонько, наверное, проговорила Мария Степановна. Для меня же это прозвучало так, как будто мы с ней стоим лицом к лицу. — Так, так, так! А ну-ка!
Отойдя на какое-то расстояние от моей кровати, женщина прошептала:
— Первый, первый, я второй, как меня слышно? Приём!
Поддавшись её шутке, я просипел в ответ:
— Второй, второй, я первый, слышу вас хорошо! Приём!
Вновь подойдя ко мне, она спросила у девушек:
— Вы слышали, что я говорила?
Судя по молчанию, девчонки или утвердительно кивнули головами, или отрицательно ими же помахали. И что-то (наверное, десятое чувство) мне подсказывает, что положительного ответа у них не было. Тут-то мне стало немного не по себе.
— А он что сказал? — последовал второй вопрос Марии Степановны.
— Что-то про первое, второе и приём. — судя по голосу, ответила медсестра Лена. Вот ещё — не буду я называть девчат почти моего возраста
Возле моей головы что-то прошуршало и стихло, а затем последовал третий вопрос Марии Степановны:
— А что вы, молодой человек, чувствуете сейчас?
По моей руке провели кусочком немного шершавой ткани, о чём я и сообщил любознательной заведующей отделением, уже понимая, что со мной не всё в порядке.
— Это было пёрышко из вашей подушки. — подтвердила мои опасения Мария Степановна. — Ну что ж, тут всё ясно. Будем лечить! Да, кстати, наши имена вы уже знаете. А вас как зовут? И желательно полностью.
— Меня не зовут! Я сам прихожу! — пошевелил я пересохшими губами. Хоть и не видел Марию Степановну, но симпатию она к себе вызвала очень большую. — Елизаров Вячеслав Александрович мы!
И именно это, непонятно откуда взявшееся чувство симпатии, меня вдруг сильно встревожило. Такой уж у меня характер — интроверт называется. Я — молчун, с большим трудом устанавливаю контакты и схожусь с другими людьми, а тут разболтался, как находка для шпиона. Может я у американцев? И родителей моих нет поблизости. Уж мама моя точно дежурила бы у моей кровати.
— Ко мне никто не приходил? Что со мной случилось? А когда меня поить и кормить будут?
— Шутник — это хорошо, скорее поправитесь, Вячеслав Александрович! — я как-то почувствовал, что Мария Степановна улыбается. — А вы сами не помните, что, где и когда с вами произошло?
Ух, ты, прям как в Ворошиловской «Что? Где? Когда?» вышло. Я тоже люблю эту передачу. Мы с родителями её всегда смотрим. А комедии она любит?
— Шёл. Поскользнулся. Упал. Закрытый перелом. Потерял сознание. Очнулся — гипс.
— Какой перелом? Какой гипс? Где? — почти в унисон встревожено прокричали три женских голоса, а шесть рук начали меня всего ощупывать.
Чего-то я не понял — они что, не видели фильм Леонида Гайдая «Бриллиантовая рука»? Ну пусть одна не смотрела эту замечательную кинокомедию, ну пусть две. Но не все три сразу! В какое захолустье я попал? Может у них и телевидения нет? Или я действительно за границей Советского Союза?
Мои смутные подозрения всё больше усиливались. Блин! У врачихи халат белый был, а на медсестре непонятно что надето — костюм какой-то зелёный. Я такой на видике45 видел — прорезалось у меня новое воспоминание. Наши-то и врачи, и медсёстры только в белых халатах ходят!
— Никакого перелома и гипса нет и не было. Это шутка. — от растерянности у меня даже голос какой-то писклявый прорезался. — Последнее, что я помню, как задремал на лавочке. Потом вспышка, грохот, удар и всё. И обращайтесь ко мне на ты, пожалуйста, а то неловко себя чувствую — как дед столетний.
— Ну, до ста лет тебе ещё далеко. А вот мы с такими шуточками и до пенсии не доживём, шутничёк малолетний. — немного сердито произнесла врач, но предложение об обращении на ты приняла. — Что с тобой произошло, мы не знаем, иначе не спрашивали бы. Тебя без сознания привез наряд дорожно-патрульной полиции. Ничего не вспомнил?