Можно ли умереть дважды?
Шрифт:
– Да, или выход. Как дверь в квартире примерно, – объяснил Эдвин. – Хотя без самой двери, конечно. Отверстие, используемое, чтобы входить или выходить, я имею в виду.
– Обычно в такой лисьей норе много отверстий?
– В этой я нашел шесть. Хотя мой рекорд пятнадцать. Но то была каменная нора.
– Значит, лисья нора всегда имеет много входов и выходов. Зачем это лисам?
– Здесь нет ничего странного, – ответил удивленный Эдвин. – Представьте, комиссар, приходят охотники, чтобы застрелить лис, живущих там. Сначала они запускают внутрь норную собаку из тех,
– Так, значит, у норы много выходов. Поскольку лисам надо спасаться, если кто-то за ними охотится.
– Да, – подтвердил Эдвин. – Хотя я никогда не буду этого делать. Я против охоты.
– Лисья нора имеет много выходов, – задумчиво произнес Бекстрём и кивнул.
Бекстрём, Анника Карлссон и Эдвин вернулись на берег и стали ждать полицейский катер, который уже находился на пути к ним, чтобы доставить в лагерь скаутов. Комиссар угостил мальчика бутербродом и лимонадом, прежде чем начал паковать свои вещи.
– Ты уже вызвал свой вертолет? – спросила Анника Карлссон.
«Зря я, – подумала она в то самое мгновение, когда сказала это. – В последний час он ведь вел себя как нормальный человек».
– Нет, – ответил Бекстрём. – Я решил отправиться на катере с тобой и Эдвином. Должна получиться приятная прогулка по озеру. Солнце светит, ветра почти нет, поэтому я жду ее с нетерпением, – добавил он.
«Плюс у них наверняка есть сортир на борту, куда я смогу незаметно смыться с фляжкой моей лучшей в мире водки и в спокойной обстановке заправиться немного перед поздним обедом». – Бекстрём уже начал планировать остаток своего дня.
– Ты не перестаешь меня удивлять, Бекстрём, – пожала плечами Анника.
– Ну, это я знаю, – усмехнулся комиссар.
Четверть часа спустя их высадили на острове Экерё. Несмотря на то что Бекстрём говорил о приятной прогулке по озеру перед отплытием, он по большому счету просидел все путешествие в туалете катера.
«Впрочем, в этом нет ничего странного», – подумала Анника Карлссон.
Лагерь скаутов по-прежнему был пустым. Никаких следов ни заведующего Фурухьельма, ни его воспитанников. Проще всего было позвонить ему и сказать, чтобы приехал к ним в участок на допрос.
Анника Карлссон отвезла их назад в город. Бекстрём никогда не водил машину, неясно почему, ведь водительские права имели все полицейские. Их поездка домой без пробок получилась в два раза быстрее. Как только они приблизились к зданию полиции Сольны, Бекстрём достал мобильник и вызвал себе такси.
– Я слышал, вы с Анникой вечером пойдете в Грёна Лунд, – сказал он и кивнул Эдвину.
– Да, – подтвердил мальчик. – Комиссар хочет присоединиться к нам?
– Нет, как это ни печально. – Бекстрём с сожалением покачал головой. – У меня есть кое-какие дела, как ты понимаешь. Мы увидимся завтра рано утром в здании полиции.
Прежде чем они расстались внизу, в гараже, Бекстрём достал свой зажим для купюр, отсоединил от толстой пачки пятисоткроновый банкнот и дал Эдвину.
– Возьми, Эдвин, – сказал он и погладит
– Спасибо, – поблагодарил его Эдвин и даже поклонился. – Но это слишком много, комиссар.
Бекстрём, казалось, не услышал его. Сначала, судя по его виду, он глубоко задумался, потом отсоединил еще одну пятисотку и сунул ее в нагрудный карман Эдвина.
– Возьми и ее тоже, – сказал он. – На случай, если вы захотите поехать домой на такси. Не забудь дать мне квитанцию, как обычно.
Комиссар Тойвонен возглавлял криминальный отдел полиции Сольны. Он был непосредственным начальником комиссара Бекстрёма, но определенно не входил в число его почитателей. Перед ним на письменном столе лежала открытая папка, куда он вложил копию заявления о подозрении в убийстве, которое Анника Карлссон переслала ему по электронной почте предыдущим вечером, а также копию ее краткой просьбы выделить дополнительный персонал для работы по идентификации жертвы.
Тойвонен предпочитал, чтобы все выглядело именно так. Лучше в бумажном виде, когда можно переворачивать листы и делать пометки, а не таращиться в экран компьютера, пока не начнет рябить в глазах, а головная боль не лишит возможности думать ясно.
«О какой-то обычной находке исключительно исторического значения уж точно речь не идет», – рассудил он. Судя по пуле, найденной в черепе, все произошло не в столь далекие времена. Хотя это не исключало того факта, что они столкнулись с историей, срок давности по которой уже истек, или вообще не с преступлением. Ведь многие умершие в результате огнестрельных ранений сами стреляли в себя.
«С одной стороны, с другой стороны…» – вздохнул Тойвонен. В любом случае перед ним и его коллегами стояла задача выяснить, как обстояло дело, и он прекрасно понимал, что до тех пор, пока не будет установлена личность жертвы, расследование не сдвинется с мертвой точки. Он знал это столь же хорошо, как и Бекстрём, и Анника Карлссон, и так же, как они, прекрасно представлял, что нельзя просто отнести сейчас лежавшие перед ним бумажки в архив и сделать вид, будто ничего не случилось.
Для начала следовало разобраться с состоянием зубов и составить стоматологическую карту, и, пожалуй, вряд ли могло стать большой проблемой выделение ДНК из черепа. Это было относительно нетрудно, не требовало больших ресурсов, и, кроме того, о такой работе вполне могли позаботиться эксперты из недавно созданного в Линчёпинге Национального судебно-медицинского центра.
Оставалось все остальное. Найти нужного человека среди сотен пропавших и никогда не найденных впоследствии. Не говоря уже обо всех иных, исчезнувших таким образом, что даже не попали в полицейские регистры. Для этого-то как раз и требовались дополнительные люди. А у него они отсутствовали.
«Мне надо переговорить с Гунсан, – подумал Тойвонен. – Какая удача, что она тоже не ушла в отпуск».
Гунсан прозвали Гун Нильссон. Она числилась вольнонаемным сотрудником канцелярии криминального отдела, но по сути отвечала за решение всех практических и административных проблем, пользуясь при этом любовью и уважением товарищей по работе, и поэтому ее прозвище воспринималось как ласковое всеми без исключения сотрудниками подразделения.