Мрачная игра. Исповедь Создателя
Шрифт:
– Так, – сказал я. – Где ты научилась стрелять?
– Я посещала специальные курсы, дорого. С тех пор, как я стала мужчиной, я начала во всем вести мужской образ жизни: научилась водить машину, драться, гарцевать… Не убивай меня!
– Никто не собирается тебя убивать. Слушай, животное! Это ты в тот день стреляло на даче в мишень?
– Да. Я очень хорошо…
– Откуда тебе известна фигура Ориона?
– Ор… Кого? Я ничего не знаю. Это Маринка нарисовала на мишени точки, губной помадой, на спор: чья сейчас очередь трахаться с шефом. Ну, я и прострелил все эти точки.
– Ну и что?
– Я, конечно. Потому что точно попал в каждую точку.
– В чем была суть спора, уродина?
– Идти трахаться с шефом.
– Я уже слышал, дура! Победитель шел или же не шел к шефу?
– Конечно же, не шел! Пошла Марина…
Сжав зубы до скрипа, я сделал длинный, нечеловеческий жест правой рукой. Голова существа, ровно срезанная, с глухим стуком упала на пол, катнулась и замерла, уставившись на меня остекленевшими глазами кролика, бормоча бессвязные слова. Обезглавленное тело, став невероятно сильным, вырвалось из моих рук и пустилось в какой-то бешеный куриный танец, изрыгая в потолок потоки крови и рвоты. В отчаянном, также рефлекторном прыжке, я бросился под кровать и чудом остался чист – ни одна капля не задела меня.
Выйдя на улицу, я заметил невдалеке салатовую «Волгу». Кукла стояла, ежась от ночного холода, у заднего бампера, высокомерно игнорируя таксиста, который пытался с ней пошутить.
Я приблизился, скрываясь в тени кустов лавровишни, и сладким Осиным шепотом позвал:
– Подойди ко мне, Норочка.
– Одну минуту, – бросила она шоферу через плечо и двинулась в мою сторону, в то время как я, шелестя и пятясь, отошел за угол дома.
– Ося, ты чего? – трусливо спросила кукла. – Ты позаботился о нашем друге?
– Позаботился, – сказал я.
Одной рукой я взял куклу за шею, другой – за то место, которое больше всего нравилось в ней мужчинам, и резким, точно рассчитанным движением сломал. Несколько секунд кукла еще возилась, белея на земле, из ее ротового отверстия выплескивались какие-то тихие звуки.
И в этот момент ужас охватил меня. Что я наделал… Ведь только что эти трупы, пока они еще могли говорить… Я не знал адреса Марины, и теперь уже никто не мог сказать его мне! Я сошел с ума. Мне надо было сначала узнать адрес.
Голова была словно в тумане, я туго соображал и, наверное, минуты две тупо стоял над куклой, навсегда скрывшей свою глухую тайну, пока не услышал короткий нетерпеливый сигнал… О! Ведь когда Нора ловила такси, не могла же она не назвать места, куда они отправлялись, пристрелив меня?
Я поправил свой галстук, бодро прошел несколько шагов и, как ни в чем не бывало, сел в машину, захлопнув дверь.
– Поехали, – распорядился я.
– Куда? – спросил шофер, и мне стало холодно.
– Туда, куда сказала моя подружка.
– Но она ничего не сказала – сказала: подожди, сейчас поедем.
Я чуть было не взвыл. «Шошолясесся!» – вот все, что я мог разобрать, случайно подслушав ее шепот.
– Шошолясесся, – беспомощно произнес я.
Таксист без удивления посмотрел на меня.
– Что? Гоголя-десять?
И
У ворот дома номер десять по улице Гоголя я увидел припаркованную иномарку, ту самую, что увезла Марину. Я вошел, пинком распахнув дверь, скорее, даже – ворвался, как Зог, с пистолетом на изготовку, однако, сразу стало ясно, что оружие здесь не понадобится.
Продув дуло Осиного ствола, я спрятал его обратно в кобуру. Плачевная картина предстала перед моими глазами.
В просторной комнате находилось трое мертвецки пьяных мужчин. Один лежал на софе, свесив руку до пола, другой спал, уронив голову на стол. Третий сидел напротив него и тупо смотрел перед собой. В воздухе стоял густой смрад: крутой замес пота и табака, перегара и кишечных газов. Марины в комнате не было.
– Что, жопа! – строго сказал я. – Напердела?
– Э-э-э… – протянуло неспящее существо.
– Где женщина? – взял я его за шиворот.
– Там… Ушла… – из его поганого рта полилась блевотина, запах был мне как-то странно знакомым, я не мог понять, что он мне напоминал, но в мозгу отложилась маленькая засечка…
Я вошел в следующую комнату, поменьше, и все стало ясно с первого взгляда. Раскрытые дверцы пустого шкафа, на кровати – скомканные белые чулки, на полу – куски оберточной бумаги, порванная газета: переговоры в Барнауле, Корея отвечает ядерным ударом… – сумасшедший, на дубовый пол поверженный мир… Я взял ее тонкий, почти невесомый кружевной чулок, сжал в горсти и сильно вдохнул его запах. Это был безликий, перепрелый запах уличной девки.
Вдруг какой-то клочок на столе привлек мое внимание. Я подошел. Это была записка. Несомненно, ее, хорошо знакомой мне рукой, там было начертано то, что не имело ко мне никакого отношения.
Привет, Ося! Целую тебя в носик!
Лилия
Услышав позади какой-то шум, я обернулся. В дверном проеме, пошатываясь, стояло пьяное чудовище. В руке у него был бумажник. Вероятно, оно приняло меня за сутенера:
– Слушай, друг… Приведи еще кого-нибудь, потому что эта сучара… Черножопая эта…
Я вырвал у него бумажник и другой рукой сильно въехал ему в ухо. Хрустнуло. Как говорится в таких случаях – не рассчитал удара.Вздор! Все я прекрасно рассчитал. Он отлетел в угол и затих навсегда. То, что я сделал в следующие минуты, было лишено всякой логики и граничило с чистым безумием. Почему, присвоив бумажник первой жертвы, я не обчистил карманы двух других, хотя все они были полностью в моей власти: Лилия, то есть, Марина, подсыпала им в спиртное какую-то дрянь, чтобы спокойно собраться и уйти. Но, как оказалось впоследствии, будь у меня в кармане лишь на полтинник больше, вряд ли бы случилось все то, что через несколько часов случилось – по моей и Божьей воле.