Мрачное чудовище Бельтера
Шрифт:
По склону холма пронёсся порыв ветра, растрепав её светлые волосы и сорвав с дерева цветы. Один из скомканных рисунков полетел по траве. Девушку осыпало розовыми, залитыми солнцем лепестками, будто даже природа считала своим долгом отдать дань её красоте. Когда с холма до него донёсся аромат яблок, Фальконер понял, что ему никогда не забыть её образ в позолоте солнечного света и в окружении цветов.
Не успел он отвернуться, как девушка встала и смахнула с платья лепестки. Собрав разбросанные рисунки, она повернулась к нему спиной и стала спускаться по противоположной стороне холма, ступая так
После того, как девушка скрылась из виду, Фальконер спустился с холма и достал из зарослей купыря смятый листок. Затем он расправил бумагу, стараясь не размазать уголь.
Его предположение оказалось верным: девушка не просто изобразила корявый дуб. В нескольких сильных, простых линиях ей удалось передать намёк на суровые зимы и плодородное, богатое желудями лето, солнце, дождь и засуху, долгую историю дерева, которое пустило корни за несколько поколений до её рождения и должно просуществовать ещё многие столетия. Эта хрупкая золотая девочка оказалась настоящим художником.
Поскольку рисунок ей не понравился, он не видел ничего дурного в том, чтобы оставить его себе. Понимая, что выглядит сентиментальным глупцом, он всё же сорвал пару смятых травинок в том месте, где она сидела.
По пути к усадьбе Джеймс высматривал девушку, но безуспешно. Если бы не рисунок в седельной сумке, он мог бы решить, что она ему померещилась.
Рассыпаясь в извинениях, сэр Эдвин Хоторн нервно поприветствовал гостя. Он был красивым мужчиной, но следы развращённости портили его лицо, а на лбу блестел пот.
Фальконер оказался прав: баронет не мог вернуть долг.
– Последние два года оказались трудными, милорд, – проговорил он, обводя взглядом комнату и стараясь не смотреть на фигуру в капюшоне, неподвижно сидевшую в его кабинете. – Ленивые арендаторы не желают работать, а овцы болеют. Вы же знаете, как трудно получать доходы от земледелия.
Фальконер ничего об этом не знал. Его собственное поместье приносило на удивление высокую прибыль, ведь оно процветало в любящих руках. Не только хозяина, но и его арендаторов и работников, потому что в Бельтере он бы не оставил никого, кто бы не любил эту землю.
– Я уже дал вам год сверх первоначального срока. Может, вернёте часть долга? – тихо спросил он.
– Не сегодня, милорд, но очень скоро, - ответил сэр Эдвин. – Через пару месяцев я смогу выплатить, по меньшей мере, половину суммы.
Под скрывавшим его капюшоном Фальконер скривился.
– Вы игрок, сэр Эдвин? Удачный ход в картах или самая быстрая лошадь на скачках вряд ли спасут вас от разорения.
Услышав замечание гостя, баронет вздрогнул, но не от удивления, а от чувства вины.
– Все джентльмены, конечно, немного играют, но я не игрок. Уверяю вас, если вы дадите мне ещё немного времени...
Фальконер вспомнил о заброшенных полях, убогих домах работников и едва не ответил отказом. Но тут он подумал о девушке. Что станет с Ариэль, если имущество её отца будет распродано, чтобы выплатить долги?
Но первый выход в свет в Лондоне стоит целое состояние, а все деньги, которые её отцу удавалось выпросить или одолжить, по всей видимости, уходили на его собственные пагубные пристрастия. Несмотря на уединённый образ жизни, Фальконер не питал иллюзий в отношении своих собратьев. Разумеется, он не был единственным кредитором Хоторна. Этот человек, вероятно, занял деньги, где только можно, и залез в такие долги, что их не погасить, даже продав Гардсли.
Фальконер ощутил прилив гнева. Если человек пренебрегает своей землёй, он не заботится и о своей семье, а девушка, которой следовало одеваться в шелка и получать восхищение самых представительных людей в Королевстве, носит хлопок и сидит одна в поле. Не то чтобы она выглядела несчастной. Он предполагал, что у неё есть дар чувствовать себя счастливой, где угодно. Но она заслуживала гораздо большего.
Если Фальконер настоит на немедленной оплате, её отец разорится, а девушка, скорее всего, окажется в чужом доме в качестве бедной родственницы. Эта мысль была просто невыносима.
– Даю вам ещё три месяца, – неожиданно для себя сказал Джеймс. – Если к тому времени вы вернёте половину основного долга, я пересмотрю условия по оставшейся сумме. Но если вы не сможете заплатить... – Необходимости заканчивать фразу не было.
Сэр Эдвин с облегчением пробормотал что-то себе под нос.
– Прекрасно! Великолепно! – громко проговорил он. – Уверяю вас, что через три месяца я отдам вам пять тысяч фунтов. Вполне вероятно, я смогу вернуть всю сумму.
Фальконер с презрением посмотрел на баронета. Это был слабый, поверхностный человек, неспособный даже понять, что ему лишь на некоторое время удалось избежать последствий своих действий.
– Я вернусь через три месяца.
Но по пути домой в Бельтер его преследовала одна мысль. Что станет с девушкой?
Ариэль, довольная тем, что удалось сделать несколько стоящих набросков, вернулась домой к обеду. Когда дворецкий сообщил, что её отец утренним поездом приехал из Лондона, её радость померкла. Она провела рукой по растрёпанным волосам и бросилась вверх по задней лестнице в свою комнату.
Расчёсывая спутанные пряди, она гадала, как долго в этот раз сэр Эдвин пробудет в Гардсли. Жизнь была гораздо приятнее в его частое отсутствие. Но пока он находился здесь, ей следовало вести себя осторожно и не попадаться ему на глаза. Увы, она не могла уклониться от своего дочернего долга ужинать с ним каждый вечер. Как обычно, он примется критиковать её неподобающую леди внешность и во всех деталях поведает о многочисленных примерах, когда она его разочаровывала.
Пару раз Ариэль подумывала указать ему на то, что он не даёт ей достаточно денег на модную одежду, даже если бы она её захотела, но из осторожности предпочитала придержать язык за зубами. Сэр Эдвин не отличался особой жестокостью, но всё же мог прийти в бешенство, когда был пьян или особенно расстроен финансовым состоянием.