Мрачный шепот
Шрифт:
Минуту, час, месяц, год тому назад — он не знал, ведь время утратило для него смысл — он попал в плен к Ловцам. Благодаря своему сотоварищу — демону Разврата — он нуждался в сексе, чтобы выживать. Ежедневно, хотя бы по разу, но каждый раз с новой женщиной.
В той камере привязанный к каталке он так ослаб, что едва мог поднять веки. Не желая ему погибели до того, как они отыщут ларец Пандоры — без которого со смертью тела его демон получит свободу и будет безумным вихрем носиться по земле — они прислали ее. Сиенну.
Некрасивую,
Она соблазнила его, мгновенно придав сил. И впервые с момента своего соединения с демоном, Парис ощутил повторное влечение к женщине. В тот же миг он понял, что она предназначена ему. Понял, что она была его — его воздухом. Ради нее он столько тысячелетий избегал смерти. Но она была застрелена своими же единомышленники во время устроенного Парисом побега.
Она умерла у него на руках.
И теперь Парис по-прежнему был вынужден каждый день укладывать в свою постель женщину, а если не мог найти женщину, то должен был искать мужчину, хотя его никогда не влекло к мужчинам. Но демон Разврата не видел разницы. И это обстоятельство уже давно являлось причиной его бесконечного стыда.
Невзирая на пол партнера, Парису приходилось воображать Сиенну, чтобы суметь заняться сексом. Ему приходилось вспоминать ее лицо, чтобы довести дело до конца, потому что каждая клеточка его тела вопила о том, что находящийся под ним человек не тот.
Не тот запах, не те изгибы тела, не тот голос, не та кожа.
Все было не то.
И сегодня все будет также. И завтра. И послезавтра и всегда. Вечно.
Скорый конец его страданьям не предвиделся. Разве что смерть, но пока он не заслужил смерти. Пока Сиенна не отомщена. И будет ли когда-либо?
«Ты не любил ее. Это безумие»
Разумные слова. Чьи? Его демона? Его собственные? Он уже и сам не знал. Больше не мог отличать голоса один от другого.
Они стали едины, две половинки целого. И оба они были доведены до края и могли сорваться в любую минуту.
Пока же…
Парис погладил лежащий в кармане пакетик с сушеной амброзией и облегченно вздохнул. Все на месте. Теперь он постоянно носит с собой эту сильнодействующую вещицу.
На всякий случай. И случай подворачивается часто.
Смешанная с вином амброзия дарит ему алкогольное забвение. И пусть это длится недолго. И пусть каждый день ему приходится увеличивать дозу, чтобы достичь того же блаженного опьянения.
Приходится просить друга красть еще и еще. Богам известно, что он заслужил пару часов умиротворения, шанс утратить самого себя.
После он будет свеж, силен, готов сражаться с врагом.
Не думай об этом сейчас.
По прибытию в крепость у него есть работа. Она на первом месте; так должно быть. Он заставил себя сосредоточиться на окружении, отгоняя мысли прочь. Перед его взглядом мелькнули бесчисленные дворцы, расхаживающие по улицам людям. Их место заняли густо поросшие деревьями холмы, заброшенные
Подскакивая на скальных выступах, внедорожник поднялся по одному из этих холмов, увертываясь от деревьев и небольших подарков, оставленных для Ловцов, настолько глупых, чтобы прийти сюда опять.
Примерно месяц назад они штурмовали крепость и ворвались внутрь — внутрь его дома, в котором он прожил много веков — из-за чего воинам пришлось основательно подлатать полученные раны, готовясь к новой поездке, к новой битве.
Понадобилась обновить многие предметы обстановки. Ему это не пришлось по душе. В его жизни в последнее время произошло слишком много перемен — поселившиеся в их доме женщины, возвращение старых врагодрузей, разгоревшаяся с новой силой война — терпение было на исходе.
Показалась крепость — возвышающийся исполин, сотканный из тени и камня. Плющ взбирался по зазубренным стенам, сращивая постройку с землей, и делая их трудноотличимыми друг от друга.
Единственная разделяющая их вещь — железные ворота. Еще одно новшество.
Пыл нетерпения внезапно пропитал прохладный воздух. Воины затаили дыхание. Так близко…
Торин, следивший за ними из крепости с помощью мониторов и сенсоров, открыл ворота. Когда они приближались к высокой арке входных дверей, Аэрон с такой силой сжал подлокотник, что тот треснул.
— Слегка взволнован, да? — поинтересовался Страйдер, поглядывая на него в зеркало заднего вида.
Аэрон не ответил. Вполне возможно, что он и не слышал вопроса. На его расписанном татуировками лице читалась решимость и злость, а вовсе не та снисходительность, с которой он обычно ожидал встречи с Легион.
Едва мотор умолк, вся компания покинула машину.
Яркие солнечные лучи опалили его тело, и пот начал пропитывать футболку и джинсы.
«Боги, неужели и в аду так жарко?»
Выйдя из машины, маленькая Гарпия ступила в сторону, обняла себя руками, побледнела и широко распахнула глаза. Сабин следил за каждым ее движением, не отрываясь, даже когда Парис вытащил его сумку, и та упала к его ногам.
Как Гарпия — настолько опасное существо — может быть такой боязливой?
Этого просто не могло быть; это не вмещалось ни в какие рамки.
Она словно состояла из двух частей двух разных головоломок, и теперь Парис раздумывал над тем, что девушку надо было везти в крепость с завязанными глазами.
Непредусмотрительность.
Однако он решил, что они все же могут вырезать ей язык, чтобы она не выболтала их секреты. А также руки, чтобы не смогла их записать.
«Кто ты?»
До истории с Сиенной он бы первый встал на защиту женщины. И то, что сейчас он этого не сделал, а напротив, ратовал бы за причинение ей вреда, должно было бы вызвать в нем чувство вины. Вместо этого он сердился, что не позаботился как следует о том, чтобы оградить своих друзей от нее.
Все возможные угрозы должны быть исключены.