Мрак
Шрифт:
За толстой стеной словно бы кто-то скребся, потом ненадолго затихло, а когда зашуршало снова, то звук был странным и пугающим, будто кто-то грыз камень, как жук-древоточец грызет мебель.
— Мрак, — позвала она тихонько. — Мрак...
В слабом свете она увидела как выросла черная горбатая тень, перешла на другую стену, страшно и пугающе переломившись. Его дыхание почувствовалось совсем рядом у постели.
— Забирайся ко мне, — скомандовала она. — Ну же!.. Ляжешь мне на ноги... Что-то зябнут.
Волк почему-то колебался, словно чувствовал некую
— Иди сюда... Не бойся... Я не кусаюсь... Прыгай в мою постель...
Волк упирался, но она все-таки затащила, он забился в самый угол, словно боясь ее то ли потревожить, то ли что в самом деле покусает. Светлана уперла в него ноги, чувствуя голыми ступнями жесткую шерсть и блаженное животное тепло. Она сразу ощутила себя защищенной, а когда волк решился пошевелиться, лег поперек поверх ее ног, на ее губы впервые за последние дни вернулась улыбка.
Так, с улыбкой она и заснула.
Мрак осторожно, замирая при каждом движении, сполз с постели. Сердце его рвалось, никогда так не хотелось остаться, чувствовать ее тепло, слышать ее ровное дыхание. Лишь иногда она начинала дышать чаще, словно убегала через темный лес, тоненько вскрикивала, и тогда он лизал ей ногу, и она сразу успокаивалась, даже улыбалась во сне.
Надо, сказал он себе в который раз. Ради ее счастья.
Он выждал, когда по ту сторону двери затихли шаги, приотворил, выскользнул, вильнул задом, закрывая за собой, и длинными неслышными прыжками унесся по коридору.
Дворец был полон запахов. Они говорили ему намного больше, чем глаза или слух. Глаза рисуют картинку, которая прямо перед ним, даже сзади ничего не видно, слух дает намного больше, в том числе даже то, что происходит за спиной или за углом, зато запахи ко всему этому рассказывают и то, что творится на том или другом месте часом или даже сутками раньше, что в этот момент делается внизу на кухне, что за плотно затворенными дверьми любой комнаты, ибо нет таких дверей, чтобы не выпускали запахи...
Вскинув морду и понюхав воздух, он почти безошибочно мог сказать, сколько народу во дворце, и где они. Эта картинка постоянно двигалась, смазывалась, то здесь, то там выступала особо ярко, а когда человек приближался достаточно близко, чуткие уши ловили его шаги, следили и оценивали, много узнавая по походке, а уже много погодя он появлялся из-за угла или из дверей, и тут уже глаза лишь дополняли картину последними штрихами.
И сейчас запахи точно подсказывали кто сейчас и где. Он без помех спустился на два поверха ниже, затаился в нише, заслышав шаги. Двое слуг тащились, будто шли на казнь. Один тер кулаками глаза, явно только что разбудили, другой зевал с таким жутким завыванием, что Мрак едва удержался, чтобы не завыть в ответ.
— Хороший был стол, — сказал один, — да гости что-то жрут мало. А уж пьют совсем чуть-чуть.
— Думаешь, прямо сегодня и случится?
— Да, у нас уже и стража разбежалась.
— Ну, Ховраху море по колено. Не просыхает! Вряд ли понимает, что творится. А что на пиру мало едят да пьют, так это завтра же один Ховрах все смолотит и еще спросит: нет ли чего на обед?
— Ох, этот Ховрах, — сказал первый с отвращением. — Это еще тот гусь! Недавно я его застукал... Где бы ты думал? У себя дома! С моей женой.
— Ну-ну, — подбодрил второй.
— Захожу, а он сидит с нею за столом. Глаза у обоих хитрые-хитрые. А я и сам не последний дурак, сразу все понял. Не вытирая ноги, бросился к полкам... Так и есть! Мой кувшин вина вылакали досуха!
— Да, это еще тот гусь.
Мрак выскользнул из тайника, не дожидаясь когда их шаги затихнут. Он шел, принюхиваясь, когда сбоку из прохода показался толстый дружинник. Он был навеселе, пошатывался, обеими руками прижимал к груди кувшин. В кувшине булькало, острый нос Мрака уловил аромат неплохого вина. Половину лица дружинника занимали длинные усы, падающие на грудь. Вид у воина был устрашающий. Круглое багровое лицо, лоб рассекает страшный шрам, настолько глубокий, что белеет кость, шрам развалил бровь надвое и опустился на скулу, где тоже виднелась кость.
Воин сказал сурово:
— Клянусь этим шрамом, что остался от меча несокрушимого Громобоя... А-а, волчок!.. Волчик... волчашка... Тю-тю-тю, лапочка!.. Хошь хлебнуть?
От него веяло дружелюбием, он был в состоянии любить и обнимать весь мир. Глаза смотрели навыкате, рожа красная как натертая корой, даже усы казались веселыми. Он был явно единственным человеком, которого не тревожила своя судьба завтра.
Мрак отказался хлебнуть, тогда воин, высвободив одну руку, бесстрашно потрепал волка по холке, почесал за ухом, предложил в приливе пьяного дружелюбия:
— Пойдем на кухню?.. Туда надо знать дорогу. Меня зовут Ховрах. Меня все здесь боятся!
Заинтересованный, Мрак потрусил следом. Кухня была на первом поверхе, даже в полуподвале, огромном и дымном, полном сладких запахов жареного мяса, душистых похлебок, разваренной рыбы. Повара и стряпухи суетились у огромных котлов, гостей понаехало — попробуй не прокормить, отроки бегом таскали вязанки дров, совали под котлы.
Ховрах с порога заорал весело:
— Пришла радость — отворяй ворота!.. Это я, ваша радость, со своим новым другом!
Повар, огромный мужик еще толще Ховраха, в страхе дернулся:
— Это ты, радость? Да ты как чума на наши головы!.. Когда появляешься на минутку, мясо исчезает даже из кипящих котлов.
— Жадничать нехорошо, — укорил Ховрах.
— Хоть и жадничаю, зато от чистого сердца, — сердито отрезал повар.
Ховрах ласково погрозил пальцем:
— Еще раз селезнем хрюкнешь, бивни под стол сложишь. Почему ты такой грубый? С дуба рухнул? А внизу еще и змея укусила?.. Ты лучше готовь лучше. Из-за тебя может погибнуть большое количество жертв.