Мщение Баккара
Шрифт:
— Каким же образом, — спросил Роллан, — случилось это несчастье.
— Злополучный англичанин был слеп.
— Знаю.
— Из его комнаты был выход на террасу замка. Ночью его, вероятно, беспокоила гроза, он вышел и, пробираясь ощупью, вероятно, зашел на парапет и потерял равновесие.
Оставшись посреди дороги один, Роллан долго не решался, идти ли ему в замок или возвратиться домой. В такой нерешимости он добрел до Го-Па, но, подумав, что делать приглашения теперь вовсе не время, так как д'Асмолль и де
«Герцог де Салландрера умер, — подумала я, — следовательно, свадьба должна быть отложена, по крайней мере, месяца на три».
— Итак, что же вы хотите теперь делать? — спросил меня Роллан.
— Ничего, — отвечала я.
Роллан посмотрел на меня с недоумением.
— Друг мой, — сказала я, — мы едем завтра в Париж. — Как! Не увидев маркиза?
— Слушайте, — продолжала я, — не могло ли случиться, что человек, с которым Цампа имел дело, и есть маркиз де Шамери?
— Гм…— сказал Роллан.
— Что нет ничего общего между шурином виконта д'Асмолля и негодяем Рокамболем, историю которого я вам уже рассказала?
— Справедливо.
— Теперь позвольте мне высказать еще одно предположение, что маркиз де Шамери существует, а тот, которого вы знаете, — не более как самозванец и обманщик.
— О! Я в этом уверен.
— Следовательно, чтобы обличить мнимого маркиза, надо отыскать настоящего.
— Без сомнения.
— А для этого нам нужно порядочно времени, но мы смело можем им располагать, так как свадьба должна быть отложена по крайней мере на три месяца. Во всяком случае, прежде чем приступить к розыскам, я должна увидеть мнимого де Шамери, чтобы увериться, действительно ли это Рокамболь.
В замке Клэ жил один калека по имени Жан, оставшийся на попечении Роллана после смерти его отца. Жан ходил в праздничные дни по деревням играть на скрипке, а в будни занимался ловлей лягушек и собиранием грибов, которые отправлялся продавать по соседним селениям и замкам. Жан был смышлен и к тому же весьма предан Роллану.
Вечером мы позвали его в комнату, где и заперлись втроем.
— Жан, — обратился к нему Роллан, — когда ты был в последний раз в замке Го-Па?
— Третьего дня, сударь.
— Следовательно, ты не знаешь еще о смерти герцога?
— Нет, я узнал об этом сегодня утром от лесного сторожа господина д'Асмолля.
— Послушай, Жан, ты завтра пойдешь в Го-Па с грибами.
— Зачем прикажете?
— Ты проведешь туда этого господина, — отвечал Роллан, указав на меня.
— Хорошо, — сказал Жан.
— Постарайся устроить так, чтобы прислуга в замке пригласила тебя позавтракать, и пробудешь так долго, пока этот господин не встретит тех, кто ему нужен.
— Понимаю.
— Этот господин переоденется крестьянином, испачкает
Когда на другой день Роллан вошел ко мне в комнату, я была уже одета в изношенное пастушеское рубище.
Было половина четвертого, когда я с Жаном вышла из замка Клэ. Спустя два часа мы приближались уже по тропинке к замку д'Асмолля.
Первый человек, попавшийся нам навстречу, был старый служитель замка, исправлявший в нем должность управителя, которого все окрестные жители называли отцом Антонием.
— Ах, мой бедный малый, — сказал он, завидев Жана, — на этот раз приход твой неудачен: в замке теперь и не думают о еде.
— Почему это?
— У нас сегодня похороны.
— Кто же умер? — спросил Жан.
— Умерло двое, но хоронить будут только одного. Тут отец Антоний рассказал Жану о несчастье, случившемся в замке.
— Кого же из них будут хоронить сегодня?
— Слепого.
— А герцога?
— Герцога, — сказал отец Антоний, — перевезут в Испанию. Его бальзамировали, и завтра герцогиня с дочерью повезут его на почтовых. Господин виконт поедет с ними.
— Так вы не купите грибов? — спросил Жан.
— Куплю, мой Жанчик. Иди на кухню и отдай их Марионе.
Жан, хорошо знавший всех в замке, провел меня через двор в кухню, где, несмотря на раннее утро, собралось уже множество народу. Спутник мой представил меня служителям и пастухам как своего земляка, и меня пригласили к общей трапезе, состоявшей из ужасной похлебки, которую я для вида ела с большим аппетитом.
Из общего разговора, к которому я со вниманием прислушивалась, я узнала следующее.
Герцогиня де Салландрера и ее дочь целый день рыдали, запершись в своей комнате, виконтесса д'Асмолль была с ними, маркиз находился в ужасном состоянии, он целый день бродил по замку, как сумасшедший, с помутившимися глазами, бледный, молчаливый и угрюмый. Наконец, последнее, самое драгоценное для меня сведение было то, что слепого назначено хоронить в восемь часов утра и по обычаю, существующему во Франш-Конте, его должны были нести на сельское кладбище в открытом гробе и с непокрытым лицом. Кроме того, что гроб стоит в отдельной комнате, куда каждому дозволяется войти.
— Можно посмотреть покойника? — спросил Жан.
— Можно, — отвечала кухарка Мариона. — Да только на него неприятно смотреть, потому что он весь разбит на куски, лишь одно лицо не повреждено.
— Он упал на спину, — прибавил служитель.
— Но он и при жизни был страшен, — заметил кто-то. — Лицо его было как будто опалено.
Последние слова заставили меня вздрогнуть.
Мы вышли из кухни, и Жан повел меня в комнату, которую занимал слепой при жизни.
Я остановилась на пороге в сильном волнении.