Мститель
Шрифт:
На общественной автостоянке в курортном местечке Ла-Байя один из полицейских нашел «Форд Компакт». Приглядевшись, обнаружил, что номера местные, но явно поддельные, изготовленные в каком-то гараже, что называется, на коленке. Техническое описание автомобиля, обнаруженное в бардачке, было на голландском. Официальном языке Суринама.
Много позже кто-то вспомнил, что видел одинокого мужчину с большим камуфляжным бергеновским рюкзаком, направляющегося из курорта на восток. Полковник Морено вернул полицию и армию в казармы. Наутро солдатам и полицейским предстояло прочесать весь горный склон
Глава 29
Экскурсия
Вторые восход солнца и наступление ночи, встреченные Декстером в ложбинке на гребне хребта, стали последними.
Не шевельнувшись, он наблюдал, как в окнах лежащего под ним полуострова погасли два-три самых припозднившихся огонька, потом начал подготовку к спуску. На гасиенде рано вставали и рано ложились. Его, похоже, ждала бессонная ночь.
Он добил остатки сухого пайка, съел двухдневную норму витаминов, минеральных веществ, углеводов и сахара. Выпил всю воду, обеспечив телу запас на ближайшие двадцать четыре часа. Большой бергеновский рюкзак, противомоскитная сетка и плащ-палатка больше ему не требовались, и он их оставил. Все необходимое или взял с собой, для этого хватило маленького рюкзака, или украл и спрятал на территории поместья прошлой ночью. Бухта веревки для спуска занимала много места, но он мог расстаться с ней только внизу, оставив подальше от посторонних глаз.
Уже после полуночи он рассовал по кустам те вещи, которые оставлял на гребне, а потом медленно двинулся поверху в сторону поселка-тюрьмы, веткой заметая следы. Примерно за час прошел полмили. Все рассчитал правильно: склон освещала поднявшаяся луна. Одежда уже намокла от пота.
Спускался медленно, осторожно, от одного обрубка корня к другому, пока не возникла необходимость воспользоваться веревкой. На этот раз он накинул на гладкий корень петлю, чтобы, добравшись донизу, сдернуть веревку.
Продолжил спуск так же медленно, переступая ногами по граниту, коснулся земли в глубокой тени за церковью. Понадеялся, что священник спит крепко: от домика святого отца его отделяли считаные ярды.
Резко дернул веревку. Петля соскользнула с гладкого обрубка корня и полетела вниз. Он смотал веревку, забросил бухту на плечо и вышел из тени.
В поселке-колонии женщин не было, поэтому туалетный вопрос решался просто. Отхожим местом служила длинная траншея, прикрытая досками. В досках имелись круглые отверстия, прикрытые круглыми же крышками. Возможность справлять нужду в уединении кабинки не предоставлялась. Глубоко вдохнув, Декстер поднял одну из крышек и сбросил веревку в вонючую тьму. Он полагал, что там ее не найдут, прежде всего потому, что и не будут искать.
Домики делились на две-три клетушки, каждая размером с тюремную камеру, в которых пеоны спали по одному. Пятьдесят домиков, стоявших напротив других пятидесяти, образовывали улицу. Все улицы выходили на главную дорогу.
Последняя вела к площади, где находились прачечные, кухни и длинные, стоящие под навесами столы. Не выходя на площадь, стараясь держаться в тени построек, Декстер вернулся к церкви. С замком на двери разобрался за пару минут.
В этом трудовом лагере церковь играла важную роль предохранительного клапана. Декстер не мог не задаться вопросом, как местному священнику удавалось совмещать такую работу и веру.
Он нашел то, что искал,
Сверху он запомнил нужный ему домик, видел, как этот человек шел на завтрак. Пятый по счету от главной дороги, по левую руку, на третьей от площади улице, первая из трех клетушек-камер.
Замка, само собой, не было, только деревянная щеколда. Декстер переступил порог и застыл, привыкая к кромешной тьме после бледного лунного света.
С койки доносился храп. Через три минуты, когда ночное зрение вернулось, он различил человека, укрытого одеялом из грубой материи. Присел на корточки, чтобы кое-что достать из рюкзака, потом шагнул к койке. От марлевой салфетки, которую он держал в руке, шел сладковатый запах хлороформа.
Пеон замычал, несколько секунд пытался ворочаться, потом провалился в глубокий сон. Декстер убрал марлевую салфетку не сразу, чтобы пеон гарантированно вырубился на несколько часов. Потом взвалил его на плечо и зашагал обратно к церкви.
На пороге остановился, прислушался, чтобы убедиться, что никого не разбудил. Поселок крепко спал. Придя в ризницу, Декстер липкой лентой перетянул лодыжки и руки пеона, заклеил рот, нос оставил открытым, чтобы пеон мог дышать. Закрывая дверь в церковь, удовлетворенно кивнул, прочитав надпись на листке бумаги, вывешенном на доске объявлений. Листок этот определенно лил воду на его мельницу.
В клетушке камеры он использовал маленький фонарик, чтобы рассмотреть пожитки пеона. Их оказалось немного. Изображение Девы Марии на одной стене, рядом выцветшая фотография улыбающейся молодой девушки в деревянной рамке. Невеста, сестра, дочь? В сильный бинокль Декстеру показалось, что мужчина его возраста, но он мог быть и моложе. Тот, кто попадал в руки полковника Морено и отправлялся в Эль-Пунто, старел быстро. Но рост и вес у пеона были такие же, как и у Декстера, поэтому он и остановил на нем свой выбор.
Других украшений на стенах не было, только колышки, на которых висели два комплекта рабочей одежды, состоящей из штанов и рубашки из хлопчатобумажной ткани грязно-белого цвета. На полу стояли поношенные, но крепкие сандалии. Соломенное сомбреро тоже висело на вбитом в стену колышке. Рядом с ним — холщовый мешочек, в который пеон клал ленч и нес с собой на ферму. Декстер выключил фонарик и посмотрел на часы. Пять минут пятого.
Он разделся до боксерских трусов, выбрал то, что хотел взять с собой, завернул в потную футболку и засунул в мешочек для ленча. От остального предстояло избавиться. Он все уложил в маленький рюкзак, с которым и прогулялся к отхожему месту. После этого осталось только ждать, пока металлический стержень забарабанит по рельсу.
Удары раздались ровно в половине седьмого, еще в темноте, когда на востоке только заалело небо. Команду «Подъем!» подавал охранник, который нес вахту у ворот, ведущих на ферму. Вокруг Декстера поселок начал оживать.
Он не побежал к отхожему месту и к умывальнику, но надеялся, что этого никто не заметит. Через двадцать минут, выглянув сквозь щель в деревянной двери, увидел, что его улица опять опустела. Прижимая подбородок к груди, надвинув сомбреро на лоб, он направился к сортиру, в сандалиях, штанах и рубашке, неотличимый от тысячи других.