Му-му возвращается из ада
Шрифт:
Герасим знал, что вещи на Бориске все чужие, что он просто одолжил их у дворовых, чтобы нарядным съездить в деревню и отодрать кого-нибудь из деревенских баб на сене.
Бориска вынул из кармана жестянку монпасье, поддел ногтем крышечку, вытащил красный леденец, посмотрел на просвет и закинул в рот.
– На, угощайся, – он протянул баночку Герасиму.
Герасим
– Барыня приказывали, чтоб ты возвращался, – прочитал Герасим по губам Бориски.
– М-м-м, – он отрицательно помотал головой.
– Это ты барыне мычи коровой, а мне сказали тебя взад привезть и амба! Полезай в телегу, черт глухонемой.
Герасим посмотрел на Бориску так, что Бориска попятился и чуть не выронил монпасье.
– Ты че смотришь?! А вот я тебя кнутом! – он выхватил из-за пояса кнут и размахнулся.
Но рука Герасима взмыла над головой как птица и перехватила верёвку. Кнут намотался ему на запястье. Герасим дёрнул. Бориска полетел на землю. Герасим отшвырнул кнут в сторону, поставил Бориске босую мозолистую ногу на грудь и нажал.
Хромой закричал от боли и ужаса. Но Герасим не услышал его, потому что был глухонемой.
ГЛАВА 2
НА СЕНОВАЛЕ
Бориска лежал на сеновале с Нюркой. Нюрка прикрыла наготу расписным платком и, открыв рот, слушала, как Бориска рассказывает про городскую жизнь.
Хромой почесал внизу живота:
– Едим мы обычно фрикасе и бланманже.
– Чегой-то фрикасе?! – Нюрка охнула.
– Из Франции в кастрюле привозят, – объяснил Бориска. – А ещё пьём мы шампань пузыристую… Из бутылок с золотыми горлышками… Пьёшь её гадину, а она обратно лезет через нос… Я про тебя барыне расскажу, она тебя к себе возьмёт и будешь тоже все это жрать и пить…
– Неужто она тебя послушает?
– Она только меня и слушает. Я при ней первый советчик… любимый… Поворачивайся задом, я тебе по-французски покажу…
– Ой!… Штой-то больно по-французски…
– Зато культурно… Как у маркизов…
Бориска застегнул штаны. За
Бориска перекрестился и поплевал три раза через плечо.
– Свят-свят, – забормотал он, что-то вспомнив. – Ой, не люблю я полнолунию. Она меня страшить пуще всего живого. Круглая луна призываить к себе всех мертвяков из-под земли.
Нюрка перестала заплетать косу и сказала испуганно:
– Чиво такую страсть к ночи говорите?..
– Так потому, что ночью это все и происходит… Днём при солнышке-то, они спокойно лежат в могилах и разлагаются на скелетов.
– Уй!..
– А вот ночью, как луна-то вылезет, – Бориска показал руками круг, – они, нечисти и поднимаются из своих гробов, и всех, кто им попался, душат, – он схватил себя руками за горло, высунул язык, вытаращил глаза и покраснел.
– Х-рр! Х-рр! Хыр!
Нюрка закрыла лицо руками и зажмурилась:
– У-юй! Не пужайте меня! Уж очень я больно сильно ужаснулася!
Бориска замер на секунду, а потом закатил глаза, свалился плашмя спиной на сено и задрыгал ногами как эпилептик:
– Хрры-ы… – и замер.
Нюрка, убрала ладонь, посмотрела одним глазом и заскулила.
– И-и-и! Ой, мамочка! И-и-и!
Бориска поднял вверх руки и сел руками вперёд, как он сел бы, если бы был покойник.
Нюрка вскочила на ноги и хотела бежать, но Бориска открыл глаза и улыбнулся.
– Шутю.
– Ох, и напужали… Я чуть не умерла!
– Чувствуется, – Бориска поводил носом. – Это ж разве напужал! Вот у нас во дворце знаешь, как все пужаются?!.. Кажную ночь в полную луну, по одному человеку пропадает!
– Как же?!
– А вот так же! У Герасима глухонемого была собачка-поводырь плюгавая. А барыне не ндравилось, как она брехала… её брехня не ндравилась… От её брехни у нашей барыни болела башка. Мингрел! – Бориска поднял вверх указательный палец. – Французский вирус болит в башке! – Тут… – он показал на висок. – И тут… – он потрогал затылок.
Конец ознакомительного фрагмента.