Мучимые ересями
Шрифт:
— Но если это был не он, то кто? — требовательно спросил Разделённый Ветер.
— Это более щекотливый вопрос, Алик. — Гарвей отвернулся от окна. — Возможно, кто-то в Корисанде — в Менчире — был настолько глуп, что думал, будто Кайлеб действительно поблагодарит его за то, что он убрал князя. Или, я полагаю, это мог быть Нарман. Он и князь долгое время были союзниками против Черис. Я полагаю, что вполне возможно, а может быть, даже вероятно, что князь Гектор знал о Нармане что-то такое, о чём Нарман не хотел бы, чтобы узнал его новый император.
— Ты хватаешься за соломинку, Корин, —
Разделённый Ветер быстро и сердито вдохнул, но Гарвей несколько секунд даже не шевелился. Потом его плечи ссутулились, и он тяжело кивнул.
— Ты прав, Чарльз. — Его голос был едва слышен, и он закрыл глаза. — Ты прав. И если люди, сражающиеся против Бога, действуют с честью, в то время как люди, утверждающие, что они сражаются за Бога, делают что-то подобное, то что же тогда делаем ты, я и Алик?
Август, 893-й год Божий
.I.
Дворец князя Гектора,
Город Менчир,
Лига Корисанда
— Надеюсь, у тебя есть хоть какие-то чёртовы идеи, что мы будем делать дальше, — резко сказал граф Каменной Наковальни.
Он и граф Тартарян сидели в помещении, которое когда-то было залом тайного совета князя Гектора, глядя друг на друга через стол, за которым они провели столько часов, совещаясь с Гектором. Западное небо, видимое через окно комнаты, представляло собой сердитый лист кованой меди, испещрённый огненными полосами облаков.
Что, как подумал Тартарян, чертовски подходило к произнесённым словам.
Три дня, прошедшие после убийства Гектора и его сына, были одними из самых утомительных в жизни Тартаряна. Вероятно, единственным человеком, который был ещё более измучен, чем он, был тот, кто сейчас сидел за столом напротив него. Вместе им удалось сохранить порядок в осаждённой столице Корисанда, но как долго они смогут продолжать это делать — и что происходит за пределами Менчира — было больше, чем они могли сказать.
— Если тебе нужны блестящие идеи, ты пришёл не к тому человеку, Ризел, — откровенно сказал Тартарян. — Всё, что я знаю наверняка, это то, что прямо сейчас мы едем верхом на хлещущей ящерице… и ты знаешь, как хорошо это срабатывает, согласно тому, что говорят.
Губы Каменной Наковальни дрогнули в короткой улыбке, но она не коснулась его глаз, и он глубоко вздохнул.
— Мы должны решить, что будем делать с наследованием, — сказал он. — И мы должны решить, что делать с проклятой армией Кайлеба.
— Боюсь, что армия Кайлеба — самая лёгкая часть, — ответил Тартарян. — Мы ничего не можем с этим поделать, и это по-настоящему оставляет нам только один возможный вариант, когда дело касается Кайлеба, не так ли? Это не нравится ни одному из нас, но, по крайней мере, у этого есть достоинство определённой жестокой простоты.
— После того, как
— Во-первых, — сказал Тартарян нарочито спокойным тоном, — у нас нет никаких доказательств причастности Кайлеба к этому убийству. Он…
— Я знаю, он сказал, что это не он, — перебил его Каменная Наковальня. — Но ведь именно это он и сказал бы, не так ли? И если это был не он, то кто ещё?
— Я не знаю, кто это был. Вот и вся моя точка зрения. — Тартарян снова подумал, не упомянуть ли ему об ещё одном неприятном подозрении, которое пришло ему в голову, и решил — опять же — не упоминать его. Во всяком случае, не напрямую. — Это мог быть Кайлеб, хотя как именно он смог протащить своих убийц через осадные линии — интересный вопрос. С другой стороны, это ровно так же мог быть кто-то, кто пытался выслужиться перед Кайлебом, кто-то, кто пытался форсировать капитуляцию до того, как война, нанесёт ещё больший ущерб его интересам.. Или даже кто-то, кто узнал, что князь собирается вести переговоры с Кайлебом, и был полон решимости помешать ему достичь какого-либо соглашения с Черис.
Эта последняя возможность была достаточна близка, по его мнению, к предположению, что убийцы могли быть Храмовыми Лоялистами… или даже прямыми агентами Церкви. Судя по печальному проблеску в глазах Каменной Наковальни, командующий армией уловил его намёк.
— Единственное, что поражает меня в этом с точки зрения Кайлеба, — продолжил Тартарян, — это то, как невероятно глупо это было бы. Заметь, люди совершают глупые поступки, особенно когда в деле замешано достаточно ненависти, а Бог свидетель, Кайлеб и князь ненавидели друг друга. Но если это был Кайлеб, то это была первая глупость, которую он совершил, насколько я знаю. И был ли это он или нет, это не меняет того факта, что у него всё ещё есть армия и флот… а у нас нет. Мне неприятно это говорить, Ризел, но у нас нет выбора. На самом деле, с кончиной князя, у нас даже меньше выбора, чем было у него.
— Даже если это правда, что заставляет тебя думать, что остальная часть княжества прислушается нам? — с горечью спросил Каменная Наковальня.
— А к кому они ещё могут прислушаться, в данный момент? Теперь, когда Филип покинул княжество вместе с Айрис и Дейвином, ты наиболее близок к положению первого советника, из всех, кто у нас есть. Не говоря уже о том, что князь назначил тебя регентом, если с ним что-нибудь случится.
— Но он назначил меня регентом молодого Гектора. Теперь, когда он мёртв вместе с князем, мне не для кого быть регентом.
— Ещё остаётся Жоэл, — очень осторожно сказал Тартарян.
— Нет! — Ладонь Каменной Наковальни громко треснула по поверхности совещательного стола, а его измученное лицо вспыхнуло от гнева. Несмотря на блеск в его глазах, Тартарян был рад видеть эту эмоцию, и далеко не по одной причине.
— Если я не скажу тебе этого, Ризел, это сделает кто-нибудь другой, — сказал он через мгновение. — Если бы князь хоть на мгновение задумался о том, что его вместе с молодым Гектором могут убить, он бы не послал Дейвина в Дельфирак. Но он сделал это, и мы все остались разгребать последствия этого.