Мучная война

Паро Жан-Франсуа

Улыбка женщины застыла где-то посредине между добродушной усмешкой и недовольной гримасой.

— Какая разница, господа, все равно, я рада вас приветствовать. Не стану долее терзать вас вопросами, ибо догадываюсь, что вы ожидаете найти в моем доме потворство вашим вкусам. И я готова полностью удовлетворить ваши требования во всем, что касается изобретательности и разнообразия: в частности, у меня есть поистине королевские кусочки, ожидающие истинных ценителей…

— Сударыня, пора внести ясность, — произнес Николя, решив нанести удар сплеча. — Я комиссар

полиции Шатле и прибыл сюда по приказу начальника полиции, чтобы допросить вас. Этот господин — инспектор, он помогает мне в работе, и в частности, он будет составлять протокол допроса.

Сжимавшие спинку кресла пальцы Гурдан побелели. Николя не назвал ни своего имени, ни имени инспектора, но она их и не спросила. То ли она уже знала их, то ли намеревалась сначала понять, с какой целью они явились, и только потом выяснять, кто они такие.

— Господа, господа, — продолжила она сладким, исполненным раскаяния голосом. — Простите, что приняла вас за провинциалов, прибывших в Париж в поисках удовольствий, коими славен сей город. Мой почтенный дом пользуется широкой известностью, все мои девушки зарегистрированы в полиции. Я всегда сообщаю, кому следует, об иностранцах и обо всех происшествиях. Вам лучше было бы поговорить с инспектором Марэ и с теми, кто давно знает меня как законопослушную и добрую подданную его величества…

— Например, Мино, что служит в полиции нравов?

— Почему бы и нет? И с ним, и с другими…

— …которым вы приплачиваете.

— Не вижу в этом ничего дурного; друзья могут оказывать друг другу небольшие услуги; впрочем, и другие также могут на них претендовать.

— Однако вы не можете пожаловаться на отсутствие самонадеянности! Итак, главное — иметь в полиции друзей, а еще лучше — должников. А как с ними договариваться? Да с помощью денег, не так ли, госпожа Гурдан?

На лице ее отразилось сострадание.

— Это обычная практика, и мне странно, сударь, что вас это удивляет, если, конечно, вы сами не пытаетесь воспользоваться проверенным средством. Но, видите ли, у меня свое обхождение с вашим братом, и я не вижу, почему для вас я должна делать исключение.

Увы, полиция не могла обходиться без осведомительниц, вербуемых среди проституток.

— Я готов мириться с рутинными методами, но только когда они не противодействуют следствию и не препятствуют отправлению правосудия.

— Сударь, я ваша смиренная служанка, но, вы, похоже, меня с кем-то путаете. Я могу многое рассказать. Не стоит набрасываться на честную женщину, которая давно приносит пользу многим.

— Это самое я и говорил инспектору, пока мы ждали вас. Ваш дом, бесспорно, самый известный, самый признанный и самый посещаемый, и я не стану…

Она подняла голову: на лице ее играла вымученная улыбка. Она думала, что переиграла его.

— Однако, — продолжал Николя, сплетая слова, словно паук паутину, — именно ваша репутация и обязывает вас избирать правильный путь в отношениях с магистратами, дабы во всем оставаться примером дозволенного и законного.

— Зачем вы меня пугаете? Вы же сами все ходите

вокруг да около, словно распоследний лицемер! Это скорее я могу заподозрить вас в недобрых намерениях…

— Сударыня, — заявил Бурдо, — порок, позабывший про совесть, очень опасен. Вы плохо себя ведете. С комиссаром в таком тоне не разговаривают. Где же ваша обходительность? Вы слишком полагаетесь на свои высокопоставленные знакомства. В крайнем случае они помогут вам выйти из тюрьмы, но, черт побери, они не помешают вам туда попасть!

— Да скажите же, наконец, — вскричала она, внезапно утратив всю свою надменность, — в чем я провинилась?

— Успокойтесь, у нас множество улик и доказательств, которые вы не сможете опровергнуть. Поэтому настоятельно советую вам не прикидываться глупее, чем вы есть на самом деле.

— Сударь, вы забываетесь! Вы разговариваете с дамой!

— Да, — согласился Николя, — со сводней Гурдан, содержательницей борделя, который терпят власти. Ваш тон, сударыня, неприемлем, и мое терпение может иссякнуть. Если вы будете благоразумны, я удовлетворю ваше любопытство. А пока извольте оставить ваш наглый тон.

Он открыл свою черную записную книжечку.

— Primo, на вас поступают жалобы; вы заставляете заниматься вашим ремеслом детей, выкупая их у бесчеловечных родителей, и вовлекаете в разврат замужних женщин. [32]

— А разве я одна этим занимаюсь? К тому же все эти жалобы уже забрали назад.

— Включая ту, что касается высокородной дамы, супруги воина, служащего королю?

— Я свидетельствовала против нее.

32

Преступления против священного института брака считались особенно тяжкими.

— Да, защищая самое себя. Посмотрим, какое решение вынесет палата Парламента. А чтобы оживить вашу память, напомню, что, согласно королевскому ордонансу от 1734 года, вам может грозить клеймение, наказание кнутом и поездка на осле, лицом к хвосту, в соломенной шляпе и с табличками спереди и сзади, на которых будет написано: «сводня».

— Ничто не сравнится с вашим упорством, сударь. Да это просто шантаж! Даже полиции нельзя доверять!

Поражаясь наглости хозяйки борделя, он развернул листок и принялся читать: «У вас, сударыня, грядут неприятности. Только что в полицию принесли на вас жалобу…»

Когда он закончил чтение, она вся дрожала — то ли от ярости, то ли от страха.

— И какое я имею отношение к этому господину, ежели я его знать не знаю?

— Откуда вы знаете, что вы с ним не знакомы? Разве я назвал его имя? Вы платите ему, чтобы он уничтожал не угодные вам документы.

— Уверяю вас, это неправда. Я честная женщина, и никто не может сказать, что я не выполняю своих обязательств. Я могла бы назвать вам…

— Достаточно. Инспектор, составьте протокол об аресте. Вы сопроводите эту женщину.