Мудрость леса. В поисках материнского древа и таинственной связи всего живого
Шрифт:
В затененном лесу стояла мертвая тишина. С того места, где остановилась, я видела множество призраков. Один из них поплыл прямо ко мне. Я открыла рот, чтобы закричать, но не смогла издать ни звука. Ком застрял в горле, я попыталась призвать на помощь рассудок… и рассмеялась.
Призрак оказался тяжелым клубившимся туманом, щупальца которого обвивали стволы деревьев. Никаких фантомов – только прочные стволы моей промышленности. Деревья были просто деревьями. И все же мне всегда казалось, что канадские леса населены привидениями – в частности, моими предками, которые защищали землю или завоевывали ее, приходили рубить, жечь и растить деревья.
Кажется, лес всегда это помнит.
Даже если бы мы хотели, чтобы он забыл наши проступки.
Была середина дня. Туман пробирался сквозь пихты субальпийские [1] , окутывая их блестящим нарядом.
1
Общеупотребительное название – пихта шершавоплодная (Abies lasiocarpa). – Здесь и далее примеч. пер.
Рядом с высоченными трудягами-старцами приютились деревца-подростки, к ним прислонились еще более молодые сеянцы, и все жались друг к другу, как это делают в семьях в холодное время года. Шпили старых морщинистых пихт тянулись в небо, давая укрытие остальным. Именно так мать и отец, бабушки и дедушки защищали меня. Видит бог, я нуждалась в заботе не меньше, чем юное деревце, учитывая то, как часто я попадала в неприятности. Когда мне было двенадцать, я полезла по дереву, склонившемуся над рекой Шусвап, чтобы проверить, насколько далеко смогу забраться. При попытке вернуться я соскользнула и упала в воду. Дедушка Генри прыгнул в построенную им лодку и ухватил меня за воротник за мгновение до того, как я исчезла среди порогов.
Девять месяцев в году снег в здешних горах глубже, чем могила. Деревья намного превосходили меня: их ДНК позволяла им процветать, несмотря на экстремальные климатические условия, которые могли бы разжевать меня и выплюнуть. Я коснулась ветки «старейшины» в благодарность за то, что он присматривает за уязвимым потомством, и пристроила упавшую шишку в изгиб ветки.
Я натянула шапку на уши, свернула с лесовозной дороги и двинулась по снегу в глубь леса. Хотя до темноты оставалось всего несколько часов, я остановилась у бревна – жертвы пил, расчищавших полосу вдоль дороги. На бледном круглом торце просматривались годовые кольца, тонкие, как ресницы. Светлая ранняя древесина – весенние клетки, напитанные водой, – окаймлялась темно-коричневыми клетками поздней древесины, сформировавшейся во время засушливого августа, когда солнце стоит высоко. Я подсчитала кольца, отмечая карандашом каждое десятилетие, – дерево росло пару сотен лет. В два с лишним раза больше, чем в этих лесах прожила моя семья. Как деревья переносили циклы роста и покоя, и как это соотносилось с радостями и трудностями, пережитыми моей семьей за долю этого времени? Одни кольца были пошире, поскольку дерево тогда росло лучше – возможно, в дождливый год, но, возможно, и в солнечный – когда упало соседнее дерево; другие оказывались настолько узкими, что я едва их замечала, поскольку во время засухи, холодного лета или других неблагоприятных условий рост замедлялся. Эти деревья пережили климатические потрясения, удушающую конкуренцию, опустошительные пожары, нашествия насекомых и ураганы – события, затмевающие колониализм, мировые войны и десяток премьер-министров, которых видела моя семья. Они были предшественниками моих предков.
По бревну пробежала тараторящая белка: предупреждает, что нужно держаться подальше от тайника с семенами у основания пня.
Я была первой женщиной, работавшей в лесозаготовительной компании, которая занималась суровым опасным бизнесом, только начинавшим открывать свои двери для случайных студенток. В мой первый рабочий день, несколько недель назад, мы с моим начальником Тедом посетили вырубку – полную валку деревьев на участке в тридцать гектаров, чтобы проверить, высадили ли там новые растения в соответствии с государственными нормативами. Он знал, как следует и как не следует сажать деревья, и его сдержанность помогала рабочим справляться с усталостью. Тед с терпением относился к моему смущению из-за нехватки знаний, а я смотрела и слушала. Вскоре мне доверили работу по оцениванию созданных лесопосадок взамен вырубленных деревьев. Я не хотела облажаться.
Сегодняшние насаждения находились за этим старым лесом. Компания вырубила большой участок старых бархатистых
Туман все еще окутывал деревья, и я могла поклясться: вдали что-то шевелится. Я присмотрелась. Это оказались бледно-зеленые полосы лишайника, который называют «бородой старика» [2] из-за того, как он свисает с ветвей. Лишайник особенно разрастается на старых деревьях. Я утопила кнопку воздушного горна, чтобы отпугнуть призрак медведей. Я унаследовала страх перед ними от матери: она была ребенком, когда ее дед, мой прадед Чарлз Фергюсон, застрелил зверя, которому не хватило всего нескольких сантиметров, чтобы растерзать ее на крыльце. Прадедушка Чарлз был первопроходцем в начале двадцатого века в Эджвуде, форпосте в долине Иноноаклин, идущей вдоль озер Эрроу в бассейне реки Колумбия в Британской Колумбии. С помощью топоров и лошадей они с женой Эллен расчистили участок земли, принадлежавший индейскому племени синикст: здесь они выращивали траву для сена и пасли скот. Чарлз боролся с медведями и стрелял в волков, которые пытались утащить его кур. Они вырастили троих детей: Айвис, Джеральда и мою бабушку Уинни.
2
Английское название одного из видов лишайника уснеи бородатой. Русское название – «борода лешего».
Я перебиралась через стволы, покрытые мхом и грибами, вдыхая вечнозеленый туман. По одному из них бежала целая река крошечных грибов мицен, которые текли по трещинам по всей длине дерева, а затем расходились веером вдоль вывернутых корней, истончившихся до гнилых веретен. Я размышляла, какое отношение корни и грибы имеют к здоровью леса – гармонии больших и малых явлений, включая скрытые и упущенные из виду элементы.
Мое увлечение корнями деревьев началось еще в детстве: меня поразила неудержимая сила тополей и ив, посаженных родителями на заднем дворе. Их массивные корни раскололи фундамент нашего подвала, опрокинули конуру и подняли дорожку.
Мама и папа с тревогой обсуждали решение этой проблемы, которую они невольно создали на нашем маленьком участке земли, когда пытались воссоздать ландшафт у домов их детства. Каждую весну я с трепетом наблюдала, как из тополиных семян посреди грибных кругов, раскинувшихся вокруг деревьев, возникает множество проростков, а в одиннадцать лет ужаснулась, когда город провел трубу, сбрасывавшую пенистую воду в реку рядом с моим домом, и эти стоки убили тополя вдоль берега. Сначала поредели верхушки крон, потом на морщинистых стволах появился черный некроз, а к следующей весне огромные деревья погибли. Посреди желтых стоков не взошло ни одного нового ростка. Я написала мэру, но мое письмо осталось без ответа.
Я сорвала один из крошечных грибов. Колоколообразные эльфийские шляпки мицен, темно-коричневые сверху, к краям постепенно становились прозрачно-желтыми, открывая пластинки-ламеллы и хрупкую ножку. Ножки уходили в борозды коры, разрушая дерево, – грибы выглядели настолько хрупкими, что это казалось невозможным. Но я знала, что они способны на это. Те мертвые тополя из моего детства упали, а вдоль их тонкой растрескавшейся коры проросли грибы. Через несколько лет пористые волокна перегнившей древесины полностью исчезли в земле. В ходе эволюции эти грибы выработали метод разрушения древесины: они выделяют кислоты и ферменты, а затем поглощают энергию и питательные вещества из древесины. Я соскочила с бревна, ткнув шипованными подошвами в почву, и, хватаясь за стволы пихтовых саженцев, стала подниматься по склону. Саженцы нашли себе место, где были в балансе солнечный свет и влага от талого снега.
Рядом с деревцем, которому было уже несколько лет, примостился масленок с коричневой плоской шляпкой; отслаивающаяся пленка сверху и желтый пористый низ; его мясистая ножка исчезала в земле. Во время дождя гриб вырвался из густой сети ветвящихся грибных нитей, глубоко уходящих в лесную подстилку, подобно землянике, созревающей над огромной запутанной системой корней и побегов. Получив заряд энергии от нитей в земле, шляпка гриба раскрылась, как зонтик, оставив следы кружевной вуали, обнимающей покрытую коричневыми пятнами ножку примерно до середины. Я вырвала плодовое тело гриба, который жил преимущественно под землей. Нижняя сторона шляпки напоминала циферблат солнечных часов с радиально расходящимися порами. В каждом овальном отверстии находились миниатюрные трубочки, из которых, как искры из хлопушки, вылетали споры.