Мудрость Толтеков. Карлос Кастанеда и философия дона Хуана
Шрифт:
Мне остается только сказать в заключение, что воли нельзя достичь сознательным усилием, это значит, нет никаких специальных техник, которые бы вызывали волю. Единственный путь к ней лежит в накоплении энергии с помощью различных техник не-делания и в терпении. “Терпение” означает для воина настоящую способность ждать, ждать его “волю”, которая дает истинную возможность влияния на намерение и на судьбу. А до этого времени практикам остается лишь одно: экономно обходиться со своей энергией, с жизненной силой, без которой как маги, так и обычные люди являются только беспомощным игрушечным мячиком в руках власти судьбы.
6.2. Жесты и предвестники
"И человек познает в сказках и стихах истинную историю мира. Тогда от одного тайного слова уносится прочь вся ложная сущность."
Возможно,
О доне Хуане и его толтекских спутниках постоянно сообщается, что они любили стихи. Можно, конечно, сказать: ясное дело, каждому нравится хорошее стихотворение. Но для толтеков это предпочтение имеет еще и более глубокую причину. Чтобы пояснить эту причину, я должен сначала обратиться к поэтам, которые играют особенную роль как творцы лирических произведений, роль, которую можно понять также как историко-культурную функцию. Дон Хуан высказывает по данной теме следующие мысли: “Поэты… неосознанно тяготеют к миру магии. Но поскольку они не являются магами на пути к знанию, притяжение — это все, что у них есть”. 151)
Особенно сильно выступает на передний план это стремление к магическому волшебному миру в литературном течении романтизма. В пространстве немецкой культуры нужно прежде всего назвать Гофмана, Тика и Новалиса. Я лично предпочитаю Новалиса, потому что он выражает поэтическим образом многие мысли магов с необыкновенной прозорливостью. Я бы хотел привести здесь один пример, стихотворение, где говорится о смерти и где глубоко прочувствована мысль о “смерти как советчике”. Это отрывок из стихотворения Новалиса “Песня мертвых”:
Помогите нам только связать духа земли,Помогите понять смысл смертиИ найти слово жизни;Однажды вас возвратят назад.Твоя власть должна скоро исчезнуть,Свет, данный тебе при рождении, — поблекнуть,Совсем скоро тебя свяжут,Дух земли, твое время истекло.Стихотворение напоминает нам об окончательной предопределенности всего живущего, но здесь обыгрывается также тема, непонятная для обычного человека. Таково, например, выражение “свет, данный тебе при рождении” — определение, типичное для толтекских видящих. Таким образом, поэт выполняет функцию видящего, которая поднимает его высоко над обыденностью и помогает понять трансцендентное положение вещей. Большинство поэтов выполняют эту посредническую функцию между трансцендентно-святым и человечески-обыденным совершенно неосознанно, на что и указывает дон Хуан. Однако Новалис очень хорошо понимал свою роль. Он пишет, например: “Поэт и проповедник были прежде одним и тем же лицом, и только в более позднее время они разделились. Однако настоящий поэт всегда является проповедником, так же как настоящий проповедник всегда остается поэтом. Не должно ли будущее снова возвратить прежнее положение вещей?” 152)
Функция проповедника является посреднической ролью, о которой я говорил выше. Согласно Новалису, это справедливо и для поэтов, чьи корни находятся в том же самом трансцендентном фундаменте. Маги тоже понимают себя как проводников духа, абстрактной власти судьбы и творения, которую они проявляют своими делами и произведениями. Все вышесказанное касается, несомненно, и Кастанеды, который в своем поэтическом описании пережитого в мире магов выходит за пределы простого сообщения и превращает все в единое произведение искусства. Толтеки и понимают себя преимущественно как людей искусства, что, однако, в связи с современным понятием “человек
“Маги обучаются искусству посылать вперед ищущих дорогу, предвестников, которые исследуют границы нашего восприятия. Это — еще одна причина, почему я люблю стихи. Я воспринимаю их как предвестников. Но, как я тебе сказал, поэты не знают столь же хорошо, как маги, чего могут достичь такие предвестники.” 153) Итак, предвестники исследуют границы человеческого восприятия; они показывают имеющиеся у нас возможности нашего целостного осознания. Вот пример:
Вы все, конечно, знаете французского писателя Жюля Верна (1828–1905), который основал литературное направление фантастики своими книгами “20 000 лье под водой”, “Путешествие вокруг Луны” и “От Земли до Луны”. Жюль Верн описал за сотню лет, в 1865 году, приземление космического корабля с экипажем на поверхность Луны, событие, которое произошло в действительности только в 1969 году. И хотя у Жюля Верна используется другой вид ракетного топлива и астронавты не нуждаются в скафандрах, однако в целом описание прилунения было вполне точным. И это было сделано в то время, когда еще не думали даже о конструировании автомобиля, не то что о космических кораблях с людьми на борту. В книге “20 000 лье под водой” Жюль Верн дает описание подводной лодки, об открытии которой тогда тоже еще никто не думал. Литературный мир Жюля Верна должен был стать действительностью только спустя сто лет.
Очень часто можно слышать утверждение, что Жюль Верн предсказал в своих произведениях будущее, и, возможно, кто-то сделает вывод, что именно поэтому его можно называть предвестником. Однако это не так. Жюль Верн не предсказывал будущее — он исследовал и измерил в своих книгах человеческие возможности. И в этом смысле можно говорить о нем как о предвестнике в понимании толтеков. Такие предвестники ни в коей мере не предсказывают какое-то детерминированное будущее, потому что таковое не существует, но они постигают широту человеческого осознания и общие возможности нашего познания.
В рамках такого подхода проблема выдумки в литературе предстает в совершенно новом свете. Может ли писатель или поэт действительно что-то “открыть”? Не схватывает ли он в своем представлении всегда именно те вещи, которые он имеет где-то в глубине себя? Литературный акт творчества, как представляется, имеет в своей основе нечто большее, чем только плод фантазии автора. Откуда-то он должен брать свои образы, свои идеи; нельзя творить из пустого ничего. И даже если бы Кастанеда был писателем, описывающим фиктивные события, то однажды мог бы появиться кто-то (например, я), кто осуществил бы на практике все это, до сих пор придуманное, совершенно так, как это было в случае Жюля Верна. Однако в этом отношении я должен ввести некоторое ограничение, которое не может быть упущено в определении литературного творчества: нужно очень точно определять различие между конструкциями нашего разума и истинным творчеством. Конструкция всегда разумна, она строится по правилам уже известного, в то время как истинное творчество всегда содержит некий необъяснимый, новый элемент, который выходит за узкие рамки известного.
Но не будем больше касаться проблемы фиктивного и рассмотрим, каких предвестников знают толтеки и как они используют их? В действительности большая часть толтекского учения состоит из таких предвестников, которые называются “сказки о Силе”. Так в оригинале называется четвертая книга Карлоса Кастанеды, которая вышла в Германии под названием “Кольцо Силы”. Так, например, двойник или освобождение путем перепросмотра жизни являются “сказками Силы”. Для дилетанта или ученика магов рассказы силы звучат сначала как сказки или мифы, которые должны пояснить какое-либо символическое содержание. Таким образом, они кажутся символами. И обычный читатель книг Карлоса Кастанеды не поднимется выше этой ступени символического понимания рассказов. Это ни в коем случае не упрек, потому что первая ступень взаимодействия с рассказами силы по необходимости требует символического понимания. Однако многим не ясно, как можно подняться над этой ступенью. Можно посоветовать самому повторить содержание рассказов и сделаться прототипом каждой истории. Я говорю здесь не об акте фантазии, но о действительной реализации рассказа по другую сторону от какого бы то ни было символизма.