Мухобойка, соль и лошадь-качалка
Шрифт:
Внизу раздался стук. Даниил поспешно сбежал с лестницы. Но в мастерскую вошел не Аполлинарий! Его сестра Илона, локтем прикрыв за собой дверь, ладила на тумбу большой поднос, накрытый кухонным полотенцем. Увидев Гирса, она улыбнулась:
– Ааа! Даниил Владимирович! Вы тоже ранняя пташка? Зовите Аполлошу, хватит работать! Позавтракайте!
– Аполлинария здесь нет.
– Как нет? – казалось, Илона не поверила гостю. Повысив голос, она крикнула наверх. – Аполлоша! Федорович! Ты где?
Вслушавшись в тревожную тишину, она испуганно поглядела на Гирса, грузно повернувшись, бросилась к двери. Выскочив
– Аполлинарий! Оставляй свой этюдник! Пора завтракать!
Летнее утро ответило ей молчанием, даже надрывный птичий хор на миг умолк. Илона в ужасе повернулась к Даниилу:
– Может быть, он в спальне? Может быть, он уснул?
На втором этаже стукнуло окно. Сонный голос Вадима проскрипел:
– Вы чего кричите? Сколько сейчас вообще времени?
– Вадя! – командным голосом тут же потребовала Илона. – Постучи в комнату Аполлинария! Он там? Он спит?
– Хорошо…. – растерялся Вадим. – Сейчас постучу.
– Вы были у него в кабинете сегодня утром? – спросил Гирс у Илоны.
– Да! Я заходила туда, чтобы забрать грязные стаканы и очистить мусорное ведро! Его там нет!
– Когда вы видели брата в последний раз?
– О, Боже…. Сейчас. Дайте подумать! Я видела его вчера, примерно через полчаса после вашего отъезда! Он в своем желтом пиджаке и шляпе прошел через лужайку в беседку.
– В желтом пиджаке?! И в шляпе?
– Ну да! Мы все его видели. Я, Антон и Гоша – мы курили у дома. Вадя и Татуся играли в шахматы в зале. Аполлинарий прошел мимо нас, как сомнабула и скрылся в беседке.
– Что значит – как сомнабула?
– Ну…. – Илона с тревогой смотрела на распахнутое окно комнаты Вадима, постукивала подошвой мягкой туфли по земле. – То есть был погружен в свои мысли! Я окликнула его, но он даже не обернулся. Побрел, пошатываясь, через лужайку! Такое с ним бывает часто, я совершенно не зациклилась на этом…. Впрочем, нет! После этого я слышала его еще раз! Уже после трех часов ночи он гремел в своей мастерской, я видела свет в окне. Я даже покричала ему со второго этажа, но он не ответил.
– Спальня пуста! – из-за оконной створки вновь показалось мятое лицо Вадима. – Кровать не тронута!
– Куда же он мог забиться! – воскликнула сестра художника. Окинула взглядом сад, лужайку, дом.
– Он мог куда-то выехать? Уйти к соседям? – спросил Даниил.
– Да что вы! – со слезами в голосе ответила Илона. – В последнее время он ни с кем не общается, к машине не подходит. Этюды пишет только на своем участке, на берегу.
– Я осмотрю беседку. – Негромко сказал Гирс. – А вы, на всякий случай, обойдите все комнаты.
– Хорошо. – Илона направилась к дому.
Даниил, проходя через лужайку, внимательно всмотрелся в деревянные лица раскрашенных солдат. Мастерски вырезанные и разрисованные куклы были хороши, но смотрелись зловеще и нелепо ранним утром во дворе. Большие, высотой почти в метр, с широким оскалом, как у мультипликационного Щелкунчика, они все, как один, лаковыми черными глазами внимательно глядели на дверь дома пропавшего художника. Их бороды и шевелюры, выбивающиеся из-под ярко-красных треуголок, живо раскачивались, обдуваемые ветерком. В руках деревянные солдаты держали игрушечные винтовки, все, кроме одного! Игрушка, стоящая в центре поляны, изображала, как видно, генерала.
Гирс приблизился к беседке. При ярком утреннем свете она оказалась совсем не такой, как виделась ему ночью. Романтический налет исчез, солнечные лучи безжалостно осветили щели в старом деревянном полу, проплешины в толстом слое белой масляной краски, которой были покрыты и столбики перил, и обе скамьи, и даже ободранный потолок. Витиеватая резьба, опоясывающая по окружности крышу беседки, была местами изъедена временем, кое-какие завитушки вовсе отсутствовали, оставив в орнаменте дыры, похожие на выбитые зубы.
Беседка была пуста. Лишь в углу сиротливо стоял невысокий деревянный табурет для ног, на котором лежала забытая кем-то книга. Ветер безжалостно трепал ее страницы. Даниил посмотрел на обложку, чуть покривил губы в улыбке – это был томик стихов Дельфины Лебединской. Гирс положил книгу на место, огляделся кругом. На полу ясно виднелись множественные следы, но определить их принадлежность кому-либо не представлялось возможным. Это были затоптанные песочные оттиски, проложенные по старым доскам в разных направлениях. Внимательно оглядев все углы, Гирс вышел из беседки. Берег реки тоже был покрыт целой сеткой неясных следов. Даниил нашел даже свои отпечатки, оставленные его остроносыми туфлями вчера в начале ночи. Но не удручающий вид беседки, и не обилие четких следов у самой воды заставило его похолодеть от нехорошего предчувствия. С берега исчезла лодка! Там, где несколько часов назад в песке лежал ее тяжелый нос, оставалась лишь размытая водой глубокая отметина и две квадратные глубокие ямки – будто бы кто-то на тонких деревянных палках не так давно стоял на берегу реки. С досадой сжав губы, Гирс быстро пошел к дому.
Навстречу ему уже бежала встревоженная Илона. В ее глазах ясно читалось отчаяние:
– Я не знаю, что и думать, Даниил Владимирович! – крикнула она. – В доме Аполлинария нет! Никто из гостей не знает, где он может быть! Все удивлены не меньше моего!
Из дверей один за другим появлялись заспанные люди. Запахивая на круглом животе голубой в клеточку халат, вперед вышел Вадим:
– Что за переполох? Где же хозяин дома?
– Что за ребячество? – недовольно воскликнула Тата. – К обеду подъедут журналисты, мы договорились об интервью и съемках! Вечером открытие выставки!
– Почему деревянные солдаты на улице? – возмущенно спросил Гирин. – Мы должны были после интервью увезти их в выставочный зал!
– Где они стояли? – повернулся к нему Даниил.
– Насколько я знаю, на первом этаже в мастерской у самого входа! Кто-нибудь понимает что происходит? Я сейчас же еду в галерею!
– Я попросил бы вас остаться на месте. – Спокойно обратился к нему Гирс. – До выяснения обстоятельств.
– Каких обстоятельств? – поинтересовался Дудкин. – Вы были в беседке?