Мухосранские хроники (сборник)
Шрифт:
Звездное эхо
Всякий раз, как ребенок выбрасывает игрушку из своей колыбели, он вызывает возмущение в движении всех звезд во Вселенной.
…Для планеты Роллит, издревле известной во всей цивилизованной Вселенной как «Жемчужина Мироздания», настала пора тяжких испытаний. Чудовищные по силе катаклизмы раздирали ее изнутри, круша в щебень некогда величественные горные хребты, обращая в зловещие пепелища зеленые ковры бескрайних лугов, выплескивая гигантскими волнами на хрустальные города побережий прежде
Быть может, те, другие, найдут ответ.
А на дальних орбитах, выжидая свой час, не торопя событий, уже замерли галактические стервятники – звездолеты таинственной, враждебной всему доброму и светлому, коварной и злобной империи Моммр…
Колобов нервно перевернулся с боку на бок, но ощущение неудобства не прошло. Ему было тяжко. Мешали руки, мешали ноги, сковывала движения постылая грудная клетка, колом застрял в теле чертов позвоночник. И лучше не вспоминать было о черепе, словно в насмешку гарротой стянувшем непомерно разбухший мозг. Во рту было то ощущение, о котором покойный дед Колобова мудро говаривал: «Быдто медведь насрал».
Спихнув с лица многопудовое одеяло, Колобов удумал было позвать жену Цилю, но трудно вспомнил, что третьего дня уехала она в отпуск, на юг. И если следовать элементарной логике, то, окажись Циля дома, уж наверняка не было бы прошлого вечера. Эта мысль радости ему не доставила. Она могла предвещать лишь то, что в холодильнике нет желанной бутылочки минералки «Арзни», даже и не пахнет ледяной простоквашкой в банке из-под съеденных намедни соленых огурчиков… пряных, при чесночке и перчике… в ядреном рассольце…
Колобов тихо застонал и разлепил неподъемные веки. Ему тут же захотелось смежить их вновь. Ну, если не навсегда, то хотя бы до приезда Цили.
Дело в том, что из этой суровой действительности на него надвигалось полное укоризны аскетическое лицо Дедушева.
– Вий чертов, – сказал Дедушев. – Убить бы тебя за твои дела.
Колобову стало запредельно плохо и жаль себя.
– За что? – прошелестел он, чуть не плача. – За какие дела?
– Ну что ты с собой творишь? – с озлоблением воскликнул Дедушев. – Ты ведешь безобразный, похабный образ жизни! Стоило жене исчезнуть –
Колобов с натугой приподнялся на своем одре.
– Тебе этого не понять, – уже связно произнес он. – Ты никогда не был женат. И не будешь. Такие, как ты, обречены на вечную свободу. Но они же ни хрена в этом деле не смыслят! Вот и ты, Дед, раб своей свободы, мученик ее. Бедолага.
– А ты, значит, подался в невольники?
– И этого тебе не понять. Как сказал мудрец, что имеем – не храним, потерявши – плачем. Дай закурить, а? Там, на столе.
– Не дам! – снова озверел Дедушев. – А вот в морду дам, и с удовольствием!
– Н-ну! – слабо изумился Колобов, подобрал, как сумел, прихотливо переплетенные конечности и почти сел. – А как ты это сделаешь? Кулаком или чем?
– Уж чем придется. Лучше вставай, не зли меня!
Дедушев был одержим идеей хоть как-то изменить мир к лучшему. Будто мир и так не хорош! Например, изобрести нечто этакое, способное осчастливить всех. Или пусть не всех, но многих. На худой конец, в масштабах родного города, где родился, вырос и обречен был умереть непризнанным. Надо было отдать ему должное: он боролся за счастье людское, не щадя ни окружающих, ни себя. С этим приходилось считаться.
– О, господи, – Колобов обхватил руками голову. – Ты что же, воспитывать пришел? Почти тридцать лет ты преследуешь меня своими рацеями. Будто я преступник какой, алкоголик или, там, гуляю безбожно. Тоже мне, прокурор!
– Я не прокурор, – промолвил Дедушев грустно. – Я твоя совесть.
– Ну и видок у нее, голубушки, – огрызнулся Колобов. – Брюки бы, что ли, погладила с прошлого сезона или ботинки почистила. А лучше бы купила новые.
– Ты на себя посмотри! – парировал гость.
– Не хочу. Вот умоюсь, щетину сниму, кофейцу вдену – тогда и посмотрю. И тебе покажу в назидание.
– Что ты делал прошлым вечером и ночью?
– Не надейся. Никакой клубники. Зашел в гости к Бабьеву, а там как раз четвертого искали для пульки. Ну и расписали мы ее, родимую. Естественно, под пивко…
– Послушай, Колобок, а тебе никогда не хотелось вместо пульки этой дебильной почитать хорошую книгу? По дому что-нибудь сделать? Вот у тебя плинтус отошел, кран течет на кухне. Замок на двери закрывается через раз, зато открывается на любой тычок.
– Поспорил бы я с тобой, – поморщился Колобов. – Насчет пульки-то. Большого потенциала времяпрепровождение. Не хуже шахмат! Да голова трещит. Замок я, разумеется, починю. Авось по утрам не доведется видеть твою скисшую вывеску. А книги… Что их читать? Уж очень много пишут, да и заумно: всего не перечтешь, а что прочтешь – не поймешь.
– Так думать же надо читаючи! Головой, а не хребтом, как бронтозавр. И вообще, думать полезно. Вон ты вчера пять кусков в преферанс оставил…
– Ни фига! Только штуку!
– Неважно. В общем, время ты попусту растранжирил, псу под хвост, драгоценное свое жизненное пространство урезал. Да еще накурился под завязку, пивом пропитался, а утром встать без посторонней помощи не можешь. Ведь твоему организму, Колобок, такие кувырки уже противопоказаны, ресурс-то повыработан.
– Что тебе за дело до моего ресурса? За свои беспокойся!
– Не мне одному дело. И некоторым другим.
– Кому это «другим»? – насторожился Колобов.
– Тебе ничего не говорит такое слово – «Роллит»?