Муравей в стеклянной банке. Чеченские дневники 1994–2004 гг.
Шрифт:
Попадание в жилое помещение на первом этаже – редкость. Обычно “сносит” верхние этажи: третий, четвертый и выше.
Могилу для Шахида, рискуя своими жизнями, копали мужчины нашего двора. Им, как и в прошлый раз (для Раисы), помогал сосед Тагир из частного сектора.
16 января старушка Маня погибла при обстреле улицы из установки “Град”. Маня шла за хлебом на рынок. Мы не знаем, кто похоронил ее. Где? Искать квартирные документы, остатки пенсии и рыться в ее вещах приходили женщины из дома напротив. Значит, они
P. S. Осколки в ногах причиняют мне сильную боль. И болит сердце. Я чувствую, как кружится голова, и приходится держаться за стены, иначе ведь можно упасть. Упасть на пол от голода. И тогда уже очень трудно встать, вы мне поверьте.
Полина-Будур
20.01.
Вчера утром, 19 января, нас вывели из дома русские военные. На моих часах было начало десятого.
– Быстро! Очень быстро! – приказали они. Маме не дали взять ее паспорт и пакет, куда она сложила фотографии умерших родных. Они сказали:
– Паспорт тебе больше не понадобится.
Бабушка Нина вышла на снег в домашних тапочках. Переобуться она не успела. Решила: проверят квартиры, посмотрят документы и вернемся домой. Так ведь уже было в 1995 году. Но на этот раз всех жильцов, кого вывели из квартир, собрали в среднем подъезде дома напротив. В нем живут Аза с Линой. Я видела, когда проходила через свой двор, яркое солнце и белый искрящийся снег. Красиво! Только осколки, которые уже четыре месяца жили в ноге, кололи изнутри, и идти было больно.
На лестнице, ведущей вниз, было много пачек мыла в красной упаковке. Оно рассыпалось из огромной коробки! Я подняла одну пачку и спрятала в карман. Вдруг пригодится – руки мыть? Еще, пока мы шли через свой двор, я видела, как военные выносили коробки, как оказалось – с хрусталем. Потом они открывали их, ругались матом и били хрусталь прямо во дворе, на глазах у всех. Только непонятно – зачем? Потом нам велели спуститься в подвал, а разговаривать запретили. Болтунам пообещали гранату.
Мы сидели в подвале около трех часов. Беззвучно общались, едва шевеля губами. Все боялись, что бросят гранату. Взрослые говорили, что такие случаи бывали. Было тесно, сыро и очень душно. А Юрочка, у которого повредился рассудок, внук бабки Нины, шептал мне про НЛО. Что солдаты ненастоящие, что вместо них прилетели убийцы-пришельцы с другой галактики. А он ждал “своих друзей, русских”, но совсем не пришельцев.
Наконец нам велели выходить. Тетя Аза и тетя Лина вылезли на свет и сразу стали собирать красивое красное мыло. Объявили, что им его оставили на хранение какие-то соседи. Мне было стыдно, но свой единственный кусок я не отдала.
– Разрешите зайти в свою квартиру! Паспорт взять. Как же я без паспорта? – Мама волновалась.
– Нельзя! Паспорт вам не нужен. Вещи не брать! Двери не запирать! Вперед! С сопровождающим.
Аза дала моей маме черное кожаное пальто.
– Ты мне хоть это спаси! – неожиданно попросила она.
Люди
За углом, при выходе со двора, обстрел был сильнее. Шуршали и свистели мины. Недалеко разорвался снаряд. Полыхнуло прямо перед нами. Мы и военные шли вместе. Свои били по своим. Солдат слева кричал матом в рацию. Но часть его речи я разобрала:
– Эй вы, пермяки! Мы это! Мы уже здесь! По своим бьете!
Мы шли первые: бабушка Стася, мама и я. Стася еле шла. Мы взяли ее в серединку, и все держались друг за друга. Я сама еле двигалась от голода и усталости. Когда раздавался шуршащий визг мины, все падали. А потом опять шли. Нас подвели к обрыву. Я взглянула вниз. Там липкая глина и снег. Юрочка трясся, крестил солдат и бормотал что-то типа:
– Кыш! Кыш! Улетайте отсюда!
Кто-то из военных пальнул короткой очередью из автомата, чуть повыше наших голов. Я испугалась и почувствовала, что падаю. У меня закружилась голова. Мама поддержала меня. А блуждающий осколок в правой ноге проснулся и резанул со страшной силой. Старая бабка Стася упала на колени и стала кричать:
– Что вы делаете? Мы свои, мы русские! Не стреляйте!
Мама стояла молча. Солдаты засмеялись. Тот, что был круглый, как колобок, махнул рукой:
– Свободны! Катитесь вниз! А домой не смейте являться – у нас тут зачистка!
Мы его послушались. Действительно покатились вниз по глине и по снегу. Военный, тот, что ругался в рацию, крикнул вдогонку:
– А насчет расстрела это мы пошутили.
Мы брели неизвестно куда, то и дело заскакивая в чужие гаражи от обстрела. Сопровождающий указал нам на дом без окон и дверей, но с крепкими кирпичными стенами:
– Здесь пока пересидите. За нами другие части идут. У них жестче. Это мы добрые – москвичи, у нас люди даже из вузов есть!
Он был высокий и очень худой.
Скоро подтянулись наши соседи. Дом, в который нас привели, был совершенно пуст. Только стояла в середине комнаты одна кровать с железной сеткой без матраца и одеял. Все по очереди сидели на ней остаток дня и всю ночь. А я села на пол и в очередь не пристраивалась. У меня в кармане оказалось два малюсеньких кусочка сахара. Черных от копоти и похожих на угольки. Я давно их хранила. Хотела съесть перед смертью, думая, что она все равно неизбежно настигнет меня, но забыла. Сунула руку в карман – а они там. Предложила людям, но все отказались. Только бабка Стася взяла. И, подавившись ими, закашлялась.
Утром все отправились искать другой дом, целый и чтоб в нем было на чем спать. Мы не ели. Ни вчера, ни сегодня. Зато нашли дом! Там есть двери! Есть оконные рамы. Даже кухонный стол! И диван! Наши лица, наверное, осветились счастьем, и все перестали ворчать. Быстро разбились на маленькие группы и отправились искать клеенку, чтобы закрыть ею оконные рамы. Так будет теплее. Наша охота была удачной. Мы принесли инструменты – гвозди и молоток! Решили не разделяться! Держаться всем вместе!