Муравьи
Шрифт:
«Чужеродное тело в запретном Городе! Чужеродное тело в запретном Городе!» — повторяет он, как сирена.
Привратник вращает клешнями, чтобы устрашить незваного гостя. Он бы прошел вперед, чтобы уничтожить его, но приказ неумолим: прежде всего закрывать вход!
Надо торопиться. У самца есть преимущество: в отличие от своего противника он видит в темноте. № 327 бросается вперед, уворачивается от разыгравшихся, но двигающихся вслепую мандибул и проскакивает дальше, чтобы дотянуться до основания клешней. Он отрубает их одну за другой. Течет прозрачная кровь. Две безобидные культи продолжают двигаться.
Но № 327 по-прежнему не может пройти вперед, труп противника закрывает проход. Застывшие лапки продолжают
Он может пройти. С другой стороны он обнаруживает атрофированные торакс и брюшко. Муравей был только дверью, и ничем другим.
Конкуренты: Когда пятьдесят миллионов лет спустя появились первые муравьи, им пришлось нелегко. Дальние потомки тифииды — дикой осы-одиночки, муравьи не обладали ни большими мандибулами, ни жалами. Они были маленькими и тщедушными, но сообразительными, и быстро поняли, что им следует брать пример с термитов. Им надо было объединяться.
Они создали свои Деревни, построили свои примитивные Города. Увидев, что у них появились соперники, термиты сразу забеспокоились. Они считали, что на Земле есть место только для одного вида общественных насекомых.
Войны отныне стали неизбежны. Во всем мире, на островах, на деревьях и на горах, армии термитов сражались с юными армиями муравьев.
Такого в животном мире еще не бывало: миллионы мандибул схлестнулись не за съедобную добычу, а за «политическую» цель!
Поначалу более опытные термиты выигрывали все сражения, но потом муравьи многому научились. Они копировали оружие термитов и изобретали новое. Мировые термито-муравьиные войны охватили планету и длились от тридцати до пятидесяти миллионов лет. Со временем муравьи стали стрелять муравьиной кислотой, и вот тогда в военных действиях наступил коренной перелом.
В наши дни эти войны еще продолжаются, но термиты теперь побеждают редко.
— Так значит, вы познакомились с ним в Африке?
— Да, — ответил профессор. — У Эдмона было горе, кажется, жена умерла. И он с головой ушел в изучение насекомых.
— Почему насекомых?
— А почему нет? Насекомые с давних пор притягивают людей. Наши самые отдаленные предки боялись комаров, которые переносили лихорадку, блох, которые вызывали зуд, пауков, которые кусались, жуков-долгоносиков, пожиравших их продуктовые запасы. Это осталось в крови.
Джонатан находился в Фонтенбло, в Национальном центре научных исследований по энтомологии и беседовал с профессором Розенфельдом, красивым стариком с длинными волосами, стянутыми на затылке в косичку.
— Насекомые загадочны. Они меньше и слабее нас, но они нас не боятся, а иногда даже и нападают на нас. Кстати, если вдуматься, все мы находим последнее пристанище в желудке насекомых. Потому что нашими останками лакомятся личинки мясной мухи…
— Я как-то об этом не думал.
— Насекомые долго считались воплощением зла. Не случайно Вельзевул, например, один из приспешников Сатаны, изображается с головой мухи.
— У муравьев репутация лучше, чем у мух.
— Смотря где. Разные культуры относятся к ним по-разному. В Талмуде они — символ честности. В тибетском буддизме они символизируют тщету и суету земных трудов. Африканцы из племени бауле, это Берег Слоновой Кости, верят, что если беременную женщину укусит муравей, то
— Эдмон раньше работал с бактериями, почему же он их забросил?
— Бактерии не внушали ему и тысячной доли той страсти, которую он испытывал к насекомым, особенно к муравьям. Они были для него всем. Он требовал от властей запретить игрушечные муравейники, такие пластиковые аквариумы с королевой и шестьюстами муравьями, они продавались на каждом углу. Еще он предлагал разводить рыжих муравьев как санитаров леса, чтобы они уничтожали паразитов. Неплохо придумано, скажу я вам. В прошлом муравьев уже использовали для борьбы с походным шелкопрядом, пожиравшим сосны в Италии, и против паутинных пилильщиков, уничтожавших еловые леса в Польше.
— То есть смысл в том, чтобы натравить одних насекомых на других?
— Как вам сказать… Эдмон называл это «вмешательством в их дипломатию». В прошлом веке мы наломали столько дров с ядохимикатами. Нельзя атаковать насекомое в лоб. Тем более нельзя его недооценивать и пытаться подчинить себе, как это сделали с млекопитающими. У насекомых другая философия, другое временное пространство, другие размеры. У насекомых, например, есть панацея от всех ядохимикатов — иммунитет. Вы знаете, почему до сих пор не удается побороть саранчу? Она, мерзавка, ко всему приспосабливается. Попробуйте травить ее инсектицидами — девяносто девять процентов погибнет, но один процент выживет. И этот один процент не только будет обладать иммунитетом, он еще и произведет на свет потомство с «прививкой» против этой химии. Двести лет назад мы дали маху: стали без конца увеличивать токсичность ядохимикатов. Да настолько, что убили больше людей, чем насекомых. И вывели сверхстойкую породу саранчи, способную поглощать самый страшный яд без малейшего для себя вреда.
— Вы хотите сказать, что действенного средства борьбы с насекомыми не существует?
— Судите сами. И комары, и саранча, и жуки долгоносики, и мухи це-це живут по-прежнему, и муравьи — тоже. Они противостоят всему. В 1945 году заметили, что только муравьи и скорпионы пережили ядерный взрыв. Даже к этому приспособились!
Самец № 327 пролил кровь клетки Племени. Он совершил самое страшное насилие против своего собственного организма. Ему горько. Но разве был у него, гормона информации, другой способ выжить, чтобы выполнить свою миссию?
Он убил потому, что его пытались убить. Это цепная реакция. Как рак. Если Племя ведет себя по отношению к нему ненормально, он вынужден отвечать тем же. И он должен привыкнуть к этой мысли.
Он убил братскую клетку. Быть может, он убьет еще.
— Но зачем он уехал в Африку? Муравьи-то, вы сами говорите, есть везде.
— Конечно, но они разные… Я думаю, что после смерти жены Эдмон уже ничем не дорожил, сейчас я даже спрашиваю себя, не хотел ли он, чтобы муравьи помогли ему покончить жизнь самоубийством.
— Как это?
— А так, что они его чуть не сожрали, вот как! Африканские муравьи магнаны… Вы видели фильм «Когда Марабунта гневается»?
Джонатан отрицательно покачал головой.
— Марабунта — это лавина черных бродячих муравьев магнанов, по-научному annoma nigricans, которые движутся по равнине, уничтожая все на своем пути.
Профессор Розенфельд встал, словно для того, чтобы противостоять невидимой волне.
— Сначала слышен сильный шум: крики, писк, крылья хлопают, зверюшки улепетывают, лапками шуршат. Магнанов еще не видно. Потом из-за пригорка возникает несколько воинов. А за разведчиками вскоре появляются и остальные, бесконечными, насколько хватает взгляда, колоннами. Холм становится черным. Это как поток лавы, расплавляющей все, к чему она прикасается.