Муравьиный лабиринт
Шрифт:
Добравшись до места, где серые ватки окончательно слиплись в единую заплеванную массу, Гавр в последний момент резко отвернул и несся теперь над самым болотом. К удивлению Рины, коротких прощупывающих покалываний она почти не чувствовала. Медлительных серых карликов, прижавшихся к стенкам, попадалось немного. Да и те оказались не готовы к появлению Рины. Желания, которые они посылали, отстреливались явно наобум. Вначале ей настойчиво предлагали канарейку редкой расцветки, затем дали понять, что она должна лизнуть какую-то марку, которую ей дадут, если она прыгнет в болото.
«Ага!
Это было ошибкой. Посылать серому карлику ответный мячик мысли не стоило. Эльб – пусть и не самый опытный – мгновенно просчитал ее, скорректировал желание, и Рина внезапно поняла, что может получить отличный планшет, который потерял здесь кто-то из шныров. Причем без малейшего риска для себя – надо просто протянуть руку, потому что планшет медленно летит ей навстречу. Правда, это почему-то оказалась именно та рука, которой Рина держалась за седло. В последний миг она все же раздумала и – вовремя. То, что было планшетом, повисло у нее на куртке белой кляксой слизи. Секунду спустя Гавр заложил крутейший вираж, огибая вздутие пены, и Рина, чудом удержавшаяся в седле, поняла, что польстись она на планшет, торчала бы уже головой в заплеванных ватках.
Гавр летел так низко, что, казалось, вот-вот заденет брюхом болото. Рина трусливо поджимала ноги, всматриваясь в серые плавающие тени.
Все же эльбов, как уже говорилось, было здесь гораздо меньше, чем в «стоке». Рина долго не находила этому объяснения, пока не поняла, что ни один мир не заселен равномерно. В московском метро людей будет явно больше, чем в тихом пригородном лесу. Вот и все серые карлики сползлись к стоку, где больше шансов встретить добычу.
Здесь же на окраинах водились эльбы, избравшие объектом охоты нечто совсем иное. Паутина желаний, которую они отстреливали, была тонкой и легко обрывалась, однако ухитрялась просачиваться и в человеческий мир. Человека можно один раз связать толстой веревкой – и он не вырвется. Можно много раз обкрутить ниткой. И он опять же не вырвется, особенно если долго будет стоять сусликом, позволяя себя обматывать и глупо хихикая в уверенности, что нитка – это ерунда. Паутинка и подавно. А потом по паутинкам к охотящемуся эльбу побежит жизненная энергия. Пусть по каплям, но побежит, иначе терпеливая охота была бы лишена смысла.
Гавр летел долго, причем в сторону, явно противоположную «стоку». Перед Риной раскинулась бескрайняя болотистая равнина, пузырящаяся серой клейкой массой. Исходящее от нее зловоние одуряло. Она теряла ощущение реальности, наполнялась безразличием, которое бывает ночью, когда, встав, тащишься ответить на чей-то безумный телефонный звонок, имея в душе одну мысль: поскорее рухнуть и снова выключиться. Эльбы чувствовали это и все чаще посылали Рине кровать как образ-приманку. Их было множество – от узеньких раскладушек до каких-то немыслимых лежбищ, увенчанных метровой купеческой периной.
В какой-то момент, надышавшись испарениями, Рина решилась скромненько забраться в полинявший от стирок спальник с железной молнией. Заторможенное сознание пришло к выводу, что такая скромная вещь, конечно, валяется здесь сама по себе, потому что какая же это приманка? Рядом с дорогущими-то кроватями!
В предвкушении улыбаясь, она начала аккуратненько сползать
Рина закричала. Решив, что они уже залипли, а разогнавшийся Гавр только затягивает ее глубже в трясину, она едва не спрыгнула с седла, но мысль, что никогда больше не увидит Гавра, ее остановила. Прошло несколько томительных секунд, а Рина все еще не ощущала болота. Наконец она убедилась, что они не падают, не залипли, а летят!
Гавр продолжал работать крыльями. Узкая черная щель расширилась до размеров тоннеля. Рина ощутила нечто вроде встречного ветра. Воздух оставался по-прежнему вонючим, даже более, чем прежде, однако не был уже таким дряблым. Самым большим неудобством стала темнота. Теперь голубовато светилось лишь само болото.
Пег бы тут не пролетел. Ширина прохода лишь немного превосходила раскинутые крылья гиелы. Ошибешься, заденешь край – и все, конец. Еще опаснее были постоянные извилистые повороты, в которые Гавр вписывался с ловкостью летучей мыши. Рина изо всех сил старалась ему не мешать. Понимая, что мозг гиелы просчитывает размеры тоннеля без учета того, что на спине у нее кто-то сидит, она обхватила шею Гавра и прижалась к ней щекой. И впервые при этом не ощутила вони, потому что вонь присутствовала тут повсюду.
Первой мыслью было, что тоннель кем-то построен, но вскоре она осознала, что это не так. Проход, по которому они неслись, выглядел, скорее, как каскад пещер, за века промытых в твердой породе. Он то расширялся, то раздваивался, то впереди вырастали уступы, которые Гавр огибал, вертикально разбросав крылья.
«Ага! Есть парадная лестница. А есть грязный коридорчик черного хода, по которому носят ведра с помоями… Ураган проделал в болоте дыру. Ветер дует здесь всегда в одну сторону. Должен же воздух как-то возвращаться обратно?» – сообразила Рина.
За неровными стенками лежала сердцевина прокисшего мира эльбов, которую Рина, быть может, первой из шныров видела не со стороны тоннеля. Видела скошенным набок и мелькающим, потому что щекой она прижималась к скользкой шее гиелы и ухо Гавра частично перекрывало обзор.
В голубоватом слабом мерцании она различала шевелящиеся контуры фигур, для которых появление гиелы и ее всадницы стало полной неожиданностью. Эльбы начинали медлительно разворачиваться, пробиваясь к стенкам, однако Гавр обычно успевал пронестись и паутина их почти не задевала.
Впереди что-то забрезжило. Исчезло, скрытое неровностями тоннеля, затем снова вспыхнуло и больше уже не исчезало. Не мертвенно-голубоватое, а яркое, свежее, живое. Глаз жадно потянулся к этой точке света. Поначалу она была совсем слабой, едва различимой. Постепенно стала ярче, и, наконец, ничего уже больше не существовало, кроме нее одной.
Гавра этот свет почему-то смутил. Он стал притормаживать, подсвистывать, попытался повернуть назад. Рина смогла переупрямить его, и он, хотя и неохотно, подчинился. Если прежде Гавр тащил Рину, то теперь вновь, как в момент нырка, роли сменились: она кричала на него, тащила, понукала, уговаривала, стыдила.