Муравьиный лабиринт
Шрифт:
– А мы подарим этому вашему Кузепычу золотые часы! Знаешь, я даже их не выигрывала. Просто один мужик в казино купил целую стопку фишек и топтался, не знал, куда их поставить, а я…
– Ты же обещала не ходить туда!
– Я и не ходила! Просто негде было выпить кофе, а я ужасно замерзла в этой машине!
– В какой машине?
– Разве не говорила, что выиграла для мамы машину? Мне самой же нельзя – засветят. Впрочем, все уже благополучно разрешилось! У нас ее угнали.
– Что?
– Ну на ней поехал кататься двоюродный брат,
Афанасию казалось, что в трубке грохочет музыка и слышны какие-то голоса.
– Ты где? Дома?
– На презентации одежды!
– Ночью?
– Да нет, тут просто один парень (нет-нет, у него, конечно, есть девушка и это даже не я!) поспорил, что я не угадаю, как зовут его попугайчика. И знаешь, как? Ксенофонт!
Внезапно голос у Гули стал тихим и секретным. Музыка в трубке стала звучать приглушенно. Видимо, она нырнула под лестницу или спряталась за шторой.
– Совсем забыла! Я узнала что-то очень важное! Помнишь, ты рассказывал мне о парне по имени Макар?
Вжимая трубку в ухо, Афанасий тревожно покосился на Ула. «И когда я успел? Как-то много я треплюсь в последнее время», – подумал он.
– Ну! – жадно сказал он. – Чего там про?..
– Так вот, я случайно слышала, как Белдо орал на Младу! При мне дело было! Все руки ей исцапарал! Ей велено было найти какого-то Макара, а она посоветовала кого-то не того… Вот я и подумала: Макар – имя редкое и вдруг…
Афанасий запутался ступней в веревке бывшего гамака Родиона.
– Когда это было?
– Сегодня вечером, а что?..
Афанасий подпрыгнул.
– Я сейчас приеду! Ты пока узнай, кого за ним послали! А, черт, электрички не ходят!
– ЧУДО, былиин! Расписание надо учить! Через сорок минут первая, – влез в разговор Ул.
Афанасий взглянул на часы и понял, что вечер уже такой поздний, что скоро станет утром.
– Ты где? – спохватился он. – Куда приезжать?
– А… приезжать! Сейчас! – слышно было, как Гуля метнулась кого-то отлавливать. – Да стой ты прямо! Не шатайся! Где мы?.. Адрес тут какой-нибудь есть?
Собрался Афанасий быстро. Увидев, что он сунул в карман шнеппер, Ул спросил:
– Помощь нужна?
– Пока нет.
Ул серьезно посмотрел на него.
– Если что-то важное – сразу связывайся по кентавру. На мобильник время не трать.
Афанасий знал это и сам. Старшим шнырам таких вещей не объясняют. Он покосился на Ула с раздражением. Их отношения, вполне дружеские, глубинно продолжали оставаться сложными. Все отравляла зависть Афанасия к Улу, которая вечно уговаривала себя успокоиться и никак не могла этого сделать. Самое досадное, что завидовал Афанасий не внешности (какая у Ула внешность?), не имуществу (какое у него имущество?), не талантам (в чем он талантлив-то?), а именно всему Улу в целом. Он видел, что в каждом отдельно взятом качестве (ум,
Кроме того, Афанасий замечал у себя огромное количество замашек профессиональной сволочи. Ул же их был лишен.
«Зато я умный. Умный человек всегда может измениться. А Ул легко способен однажды сломаться, потому что сам себя совсем не знает! Он целостно живет. Как африканский лев. Знает, например, лев, что он смелый? Или что у него грива красивая? Да наплевать ему на это, потому и лев! А Ул сломается, точно!» – утешал он себя. Только Ул все не ломался и не ломался. Сам же Афанасий ломался, совершенно видимо для себя, но пока невидимо для других.
Через десять минут, подпрыгивая на морозе как кузнечик, Афанасий уже мчался на электричку. По ночной платформе гуляли стылые ветры. Зданьице станции было под завязку набито греющимися людьми. Многие, как пингвины, топтались в закутках под переходом. Тлели огоньки сигарет. Афанасий непрерывно шевелил пальцами на ногах. Ему казалось, если перестанет это делать, пальцы превратятся в льдышки и отвалятся. Обувь у него для Москвы была в самый раз, а вот для Подмосковья требовалось нечто более валенкообразное.
Пару раз у Афанасия возникало желание юркнуть внутрь, но он знал, что там душно, и при одной мысли о духоте его начинало подташнивать. Нет уж, лучше мерзнуть.
– Моск… ва… мозг… ва… морк… ва… да где же ты? – бубнил Афанасий, мысленно поторапливая электричку. Ему казалось, ее вообще не будет. Машинист сегодня утром, конечно, сел в кровати, посмотрел в окно и, пробормотав: «Да ну ее, такую работу!», снова лег.
И вот наконец, когда у Афанасия почти перестали шевелиться пальцы, где-то в пустоте и темноте вспыхнул циклопический глаз первого поезда.
В электричку заскочил одним из первых. Свободных мест было еще много. Он сел к окну, надвинул на глаза шапку и уснул скорее, чем голос машиниста буркнул по внутренней связи: «Осторожно! Двери закрываются!»
До Москвы Афанасий спал. Ему снилось что-то быстрое, деловитое, железнодорожное. Он опаздывает на поезд, но путает его с самолетом, самолет начинает стучать и куда-то падает, по дороге вновь оказывываясь поездом, приходит бригада контролеров и требует билет, а по вагону, отстреливаясь морковью, толпами носятся широкоплечие зайцы.
Если бы не сердобольный, но упорный как дятел сосед, растолкавший его на вокзале, Афанасий остался бы досыпать в электричке, а потом так и уехал обратно в Копытово. Разбуженный же, поднялся и на автопилоте потащился в город. Над Москвой висело утро – такое сизое, морозно-безрадостное, что Афанасий не понимал, что заставило их предков забиться в такую темень. Что им стоило собраться толпой и завоевать, допустим, теплую и солнечную Африку? Ее жители были бы только рады поделиться бананами с кем-то, кто хотя бы временами готов работать.