Мурзук
Шрифт:
Сторож подбежал к клетке Мурзука.
Мурзук изо всей силы бросился на решетку.
Прут погнулся и выскочил из гнезда в полу.
Сторож испуганно вскрикнул.
Голова зверя просунулась наружу.
– Стреляйте! – закричал сторож и побежал назад.
В это мгновение сильная струя воды ударила в глаза Мурзуку. Ослепленный, испуганный зверь отскочил от решетки.
Вода из брандспойта валила его с ног.
Пожарные быстро подставили к сломанной решетке переносную клетку. Выход был закрыт.
Струю
Перепуганные звери забились в углы.
Бунт был усмирен.
Глава девятая
Свидание
Тяжело жилось Андреичу без верного друга. Здоровье стало совсем плохое. Старик с трудом передвигал ноги.
С тех пор как англичанин увез Мурзука, прошло уже три месяца. Надвигалась суровая северная зима.
«Пора, видно, пришла мне помирать, – подумал Андреич. – Перед концом хоть друга повидаю в последний раз. А там и на покой можно».
Старик подал прошение об отпуске и отправился в путь-дорогу.
За тридцать лет житья в сторожке Андреич крепко свыкся с лесом. Трудно пришлось ему в городе. Насилу разыскал зверинец.
Старик купил у входа билет и пошел искать Мурзука.
Первыми шли клетки с птицами.
В углу, отгороженном высокой проволочной сеткой, Андреич увидал большую, незнакомую ему птицу. Она сидела на сухом дереве, вся скорчившись и сутуло вобрав в плечи крючконосую голову на длинной голой шее. Птица подняла огромные темные крылья над головой, словно хотела ими закрыться от всего, что видела кругом.
«Гриф», – прочел Андреич надпись на дощечке. И подумал: «Тошно, поди, тебе здесь. Привык в поднебесье летать».
Дальше плавали в бассейне разных пород утки, гуси, лебеди, чайки. По краю водоема важно расхаживал длинноногий журавль и сновали мелкие кулички.
Андреич сразу приметил, что над бассейном не было сетки.
«Должно, ручные, – подумал он. – Только что же они больно невеселые?»
Одна из чаек приподнялась с воды и замахала в воздухе обрубками крыльев.
Старик торопливо отвернулся. Он стал глядеть на просторную клетку с целой стаей чижей, снегирей, щеглят и других певчих птиц.
Они напевали и чирикали, неугомонно перепархивая с ветки на ветку.
Только один красногрудый снегирь сидел нахохлившись внизу, на кормушке с конопляным семенем.
Андреич внимательно поглядел на него и покачал головой.
– Слышь, сынок, – обратился он к стоявшему рядом с клеткой сторожу, – эту птаху, что на кормушке сидит, хохлится, отсадить бы надо. Больная. Гляди, глаза закрыла. Пропадет к утру.
– Сами знаем! – грубо сказал сторож. – Не наша печаль больных подбирать. Там у них, – сторож кивнул на клетку, – санитары есть. Небось подберут.
Андреич в недоумении посмотрел на клетку. О каких санитарах говорил ему сторож?
Вдруг из дырки в дальнем
Старик вздрогнул. Ему сразу представилась ночь в зверинце. Больной снегирь темным комочком прилепился к кормушке. Из черных дырок выскакивают крысы, хватают птицу и тащат к себе в подполье. Оттуда раздается их отвратительный визг и шум драки из-за теплой, еще живой добычи.
На деревце в клетке просыпаются встревоженные птицы. Некоторые из них уже чувствуют приближение болезни. Всех их ждет один и тот же конец, когда, ослабев, они опустятся вниз.
Андреич поспешно пошел дальше.
Перед ним потянулся длинный ряд клеток с белками, зайцами, лисами.
Старик не узнавал знакомых зверей. Он привык их видеть живыми, быстрыми, мелькающими в траве и ветвях. А тут, в клетках, сидели словно чучела их, с тусклыми, мертвыми глазами и вялыми движениями, ко всему равнодушные.
Толпа народу стояла у клеток с бурыми медведями.
Один из зверей сидел на краю своей клетки. Ноги он свесил вниз и передними лапами держался за прутья загородки.
В умных глазах медведя Андреичу почудилась такая тоска, что он поскорей отвел от них взгляд.
Он с тревогой искал глазами Мурзука.
До него донеслись слова какой-то женщины, указывавшей детям на толстоголового быка с облезлой шерстью на дряблой морщинистой коже.
– Этот зубр так стар, – говорила женщина, – что никогда не ложится. Он боится больше уж не встать. А спит, прислонившись боком к стене. Устанет один бок, он приткнется другим – и дремлет.
Жалость и тревога росли в груди Андреича. За все тридцать лет жизни в лесу он ни разу не видал дряхлого зверя. Там, среди животных, царил милосердный закон смерти на ходу. Здесь звери и птицы не жили – прозябали взаперти, когда были полны сил и здоровья, – и долго мучились, одряхлев, дожидаясь запоздалой смерти. Старик со страхом думал о Мурзуке. Признает ли он хозяина? Теперь ему все люди должны казаться врагами.
Публика запрудила проход у клетки леопарда.
Над шапками и шляпами Андреич увидал знакомую голову зверя с бакенбардами и черными кисточками на ушах.
Старик заволновался. Он попробовал пройти сквозь толпу, но его оттеснили.
Тогда, не соображая, что делает, он полез через невысокую деревянную загородку, отделявшую клетки от публики. Кто-то испуганно крикнул ему:
– Дедушка, берегись!
Но было уже поздно: старик приник лицом к решетке.
Публика ахнула: рысь широким прыжком кинулась на старика.
Тут произошло то, чего никто не ожидал: рысь лизнула старика прямо в губы и радостно заурчала.
– Узнал, сынок, – бормотал Андреич, забыв обо всем кругом себя, – узнал, родимый!